— Вояки? Ольга с санпоездом, Борис в госпитале, а Степан здесь, в полку у майора Каргина, в районе Буденновского проспекта. Жарко там.
— Везде жарко, — вздохнул Кореновский.
— А твои ушли?
— Еще в сорок первом. Из Самарканда письма получал.
— Моя Дарья тоже уходила в сорок первом, да вернулась. Надеялась, что не отдадим Ростов второй раз. А теперь не знаю, сумела ли уйти.
Севидов вдруг повернулся к водителю, крикнул:
— Шалва!
Ефрейтор резко выпрямился.
— Пулей ко мне домой! Дорогу помнишь?
— А как же!
— Забери всех, кого застанешь, и отвези через мелеховскую переправу в Ольгинскую.
— Потом прикажете вернуться?
— Останешься с ними.
Шалва опустил голову, тряхнул черным чубом, переступил с ноги на ногу, умоляюще посмотрел из-под кудрей на комдива.
— Ну! — прикрикнул Севидов.
Всегда исполнительный, Шалва сейчас не торопился выполнять приказание комдива.
— Вот дьявол кучерявый! — не выдержал Севидов. — Шут с тобой, возвращайся.
Шалва улыбнулся, и даже чуб его, кажется, осветился радостью. Ефрейтор круто повернулся и выскочил из комнаты, боясь, как бы комдив не передумал.
— Выходит, Евдоким Егорович, вместе драться будем, — проговорил Севидов, рассматривая план города. — Где твои ополченцы?
— Держат кварталы на Первой Советской. Один батальон на Семнадцатой линии.
— Хороню бы его поближе к Каргину, на Буденновский проспект.
— Товарищ генерал, — обратился лейтенант Осокин к Севидову, — к вам капитан из штаба армии.
— Немедленно проси.
Пожилой, измученного вида капитан в запыленной гимнастерке подал генералу пакет.
— Садитесь, — сказал Севидов, раскрывая пакет, и крикнул Осокину: — Геннадий, покорми капитана!
Севидов читал распоряжение штаба армии, и лицо его хмурилось. Складывая листок, сверху вниз посмотрел на Кореновского.
— Вот какие дела, Евдоким Егорович. Не пришлось нам вместе повоевать. Немцы рвутся к Багаевской и Раздорской. Мне приказано двумя полками прикрыть переправы. Полк Каргина и твои ополченцы остаются здесь. — Он снова обернулся к адъютанту: — Геннадий! Жми к Каргину! Объясни обстановку. В случае отступления пусть переправляются и отходят к Раздольной.
В комнату вбежал возбужденный Шалва. Чуб его прилип к мокрому лбу. Гимнастерка, брюки, сапоги были в коричневой пыли.
— Товарищ генерал, там никого нет.
— Дом цел?
— Нет.
— Сильно разрушен?
— Нет.
— Во всем доме — никого?
— Нет.
— Да ушла Дарья, Андрей Антонович, — проговорил Кореновский. — Наверняка ушла.
— Дай-то бог… Шалва, готовь машину, едем.
Оставшись вдвоем с комиссаром, генерал Севидов снова развернул план города, кивком головы подозвал Кореновского.