— Мало земли? — усмехнулся в темноте Клаус.
— У нас — да, мало, у большевиков — много. Слишком много. Только они не знают, что с ней делать. И вообще… — Ганс затушил о половицу сигарету, лег на спину, обхватив ладонями затылок. — В этом огромном мире огромный беспорядок, и только немцы…
— Только немцы! — не выдержал Клаус. — Только арийцы! Даже черепа и носы измеряли, выясняя принадлежность к арийской расе. Только немцы! Почти вся история Германии — история войн. Германии всегда не хватало земли, жизненного пространства. Приходили новые вожди и вели народ на войну за жизненное пространство, и всякий раз Германия умывалась кровью и, не успев утереться, снова шла в поход, увлекаемая очередным вождем. И почему-то чаще всего на Восток. Даже орел на гербе Германии смотрит на Восток. История Германии говорит не в пользу этих походов.
— Твоя история только фиксирует события и всегда безучастна к ним.
— Но из нее полезно извлекать уроки.
— Мы извлекаем. Поэтому и воюем теперь иначе, поэтому и зашли в Россию так далеко, как никогда раньше. Группа армий «А» — на Кавказе, группа армий «Б» — у Сталинграда. Мы воюем за землю, за нефть и железо, за пшеницу. Это поднимает дух наших солдат, и за это они умирают. А с твоей философией лучше бы не вылезать из уютной «Анны Марии». Держался бы уж одной рукой за книжку, а другой — за юбку Дианы.
— А с твоей философией…
— Моя философия — философия миллионов настоящих немцев, — холодно перебил Ганс. — Жестокость, кровь и ненависть — вот наш девиз, и с ним мы победим. В прежних войнах от немцев воняло либерализмом. Да, да! Этот либеральный смрад мешал им воевать, и они проигрывали. Сегодня настоящие немцы, слава богу, не болеют такой болезнью. Вот, — протянул он Клаусу маленькую брошюрку, — разве ты не видел этого?
— Не успели выдать.
— Познакомься. Коротко и ясно. Если будем воевать так, как требуется здесь, немцы быстро завоюют весь мир.
Клаус при свете фонарика рассматривал «Памятку немецкого солдата на восточном фронте».
«…У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай. Этим самым ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишь себя навеки».
— На Крите такими памятками немецких солдат не снабжали, — проговорил он, возвращая Гансу брошюру. — Там мы придерживались Женевского соглашения о законах и обычаях войны.
— На Крите она и не требовалась. На Крите перед нами был совсем другой противник. А красноармеец не рассматривается как солдат в обычном смысле слова, как это понимается в отношении наших западных противников. Он рассматривается как идеологический враг, как смертельный враг национал-социализма. И вот что, Клаус, как старому приятелю, советую: подальше припрячь свою философию. В гестапо работают железные парни. От них не спасет даже доктор Берк.