— Понятно, — проговорил Севидов, натягивая поводья. — Евдоким, передай Батюнину…
— Я с тобой, — перебил его Кореновский.
— Зачем?
— Чует мое сердце — дело погано.
— Ну ладно. Ян Вильгельмович, передай Батюнину, что мы с комиссаром приедем на Волчьи холмы. Помогите тут ему и поторапливайтесь. Уже светать начинает.
Комдив с комиссаром в сопровождении лейтенанта Осокина и коноводов выехали за станицу и, обогнав колонну, поскакали через кукурузное поле на юго-восток от Раздольной. Севидов хорошо знал, где находится совхоз «Рассвет», и решил сократить путь.
— Не гони так, — тяжело дыша, попросил Кореновский. — Не к теще на блины торопимся.
— Командарм ждет.
— Военный трибунал нас ждет, Андрей.
— Да не каркай ты!
— Наивная голова, думаешь, нас орденами наградят за самовольный отход от Маныча? Призовут к ответу.
— Ответим, Евдоким. Только я сейчас думаю не о том, что будет с нами. Что с дивизией будет, с полком Ратникова, с людьми, которых оставляем? Вот о чем думаю. И еще… Как стыдно смотреть людям в глаза, когда бросаем их. Вот этому дядьке Семену, например.
— Этот дед только о себе печется, — проговорил ехавший рядом лейтенант Осокин. — Лишь бы хату его не тронули… Паскуда!
— Геннадий! — одернул лейтенанта Севидов. Некоторое время ехали молча. Слышен был только хруст сухих кукурузных стеблей да похрапывание уставших лошадей. — Печется, конечно. А что делать, если мы с тобой о нем плохо печемся… — Генерал Севидов шумно вздохнул и пришпорил коня.