— Мамзель, я не могу ответить на этот вопрос, — с упреком сказала Ханна, — но я слышу много разговоров о свободе. Некоторые копят деньги, чтобы купит свободу, а другие надеются, что, может, господин оставит освобождение в своем завещании.
Значит, рабы слышали о тех случаях, когда плантатор освобождал всех невольников или только любимцев после своей смерти. Когда-то это было обычным явлением, но недавно луизианские власти признали это незаконным.
— Оюма свободен, но он остался, — в раздумье произнесла Симона.
— У Оюмы есть причины остаться. Это его дом.
Симона мучительно молчала. Да, Беллемонт — дом Оюмы, по праву крови Роже. Так рабы и об этом говорят! Раньше рабы общались с помощью барабанов. У них давно нет барабанов, но каким-то таинственным образом они узнают все.
— Ханна, будешь ты свободна или нет, это твой дом, пока ты хочешь этого.
— Спасибо, мамзель.
Ханна занялась уборкой. Приведя в порядок постель Симоны, она взяла поднос и тихо сказала:
— Отдохните, мамзель.
Симона не удивилась, увидев на следующий день Джона Отиса. Она угостила его кофе на галерее, где к ним присоединились мать и Орелия. Он вежливо спросил ее, как она себя чувствует.
— Я приехал удостовериться, что вы оправились после недавнего обморока на балу, мадемуазель, и я нахожу вас еще прекраснее, чем всегда.
— Надеюсь, вы не подумали, что я потеряла сознание, чтобы избежать танца с вами.
Месье Отис рассмеялся, Орелия тоже развеселилась, а Мелодия запротестовала:
— Так нельзя говорить, дорогая. Даже в шутку.
Но и она засмеялась.
После того как кофе был выпит, Симона предложила показать Отису своих арабских лошадей.
— Я мечтал о них с того момента, как увидел Проказника. Вы позволите мне иногда приезжать и рисовать их?
— Я буду в восторге.
Мелодия подтвердила приглашение:
— Да, пожалуйста, приезжайте, месье Отис.
Симона и Джон пошли к конюшням. И как только они отошли от дома, он немедленно заговорил о рабе, которому помогал бежать Чичеро:
— Я отвез его в дом, где он может прятаться, пока я не найду способ отправить его на Север. Я думаю, что Чичеро собирался спрятать его на пароходе, поскольку у него больная нога… Вы не знаете, кто бы мог помочь нам там?
— Забудьте о месье Бруно, — горько сказала Симона. — Он сам плантатор и не поможет беглецу.
— Жаль.
— Я подозреваю, что один из его капитанов помогал Чичеро… но я не знаю кто.
Знает ли Алекс? Посмеет ли она спросить его? Она поклялась больше не вовлекать его ни во что противозаконное. Это слишком опасно. И Орелия призналась, что после Рождества у них родится ребенок.