Шон заставил себя сосчитать до пяти.
— Мама, мне пора вставать и собираться на работу.
— Конечно, дорогой. — Голос матери дрогнул. — Желаю тебе чудесного дня. — Раздались короткие гудки.
С недоверием глядя на аппарат, Шон медленно положил трубку на рычаг. Неужели всего пятнадцать минут назад он крепко спал в этой постели, наслаждаясь самым приятным сновидением в жизни? И неужели за пятнадцать минут могло произойти столько неприятных событий? Сначала как-то сама собой затеялась нелепая ссора с Дейзи, а потом объявилась мать со своим твердо высказанным намерением во что бы то ни стало отправить его к алтарю. Ну и ну!
Шон сбросил простыню и вскочил с кровати. Утро начиналось хуже некуда. Неужели и день будет таким же?
Дейзи не верила своим глазам.
Господи, что же это такое?!
По всему полу раскиданы катушки ниток, конечно размотанные чуть ли не до конца. Многокрасочная шерстяная основа задуманного ею гобелена сорвана с рамы и тоже брошена на пол. Бисер, стеклярус, разнообразные заготовки будущих изделий — один из источников ее и Реджи благополучия — валялись вперемешку с кусками материи. А в середине этого хаоса, опутанный цветной паутиной, сидел именинник, ее четырехлетний сын Реджи.
Чтобы не закричать, Дейзи зажала рот рукой.
— Реджи Мэтт Ферран, — начала она, стараясь обуздать гнев, — что ты здесь делаешь?
Малыш взглянул на нее огромными голубыми, как у отца, глазами и спокойно объяснил:
— Играю.
— Играешь? А где дядя Рональд? Я просила его не спускать с тебя глаз.
Реджи пальчиком указал в сторону гостиной, откуда доносились звуки трансляции футбольного матча. По-видимому, телевизор был включен на полную громкость, потому что за перипетиями игры можно было следить и в этой комнате.
Дейзи вздохнула.
За последние десять дней ее обычно надежный брат совершенно изменился. Обескураженный свалившимися на него неприятностями, он замкнулся в себе и ни с кем не хотел говорить о том нелепом, с точки зрения Дейзи, происшествии, из-за которого его отстранили от работы. Она ума не могла приложить, что делать, как ему помочь. Даже Реджи не мог вывести дядю из мрачного, угнетенного состояния, в котором тот находился.
— Ты ведь знаешь, что без взрослых тебе нельзя сюда входить, — строго сказала она сыну.
— Прости меня, мамочка. — Должно быть, только теперь Реджи осознал свою вину, потому что в глазах, которые он поднял на мать, стояли слезы, а губы подрагивали.
Весь гнев Дейзи мгновенно испарился. Как она может сердиться на ребенка в такой день? В конце концов, сегодня у него праздник.
Она протянула к сыну руки.