— Тебя, — наконец шепнула она.
— Ты имеешь в виду определенную сторону?
— Нет. Я хочу… всего.
Лон не позволил ей раздеться. Он хотел прежде целовать ее в этом белом свадебном платье.
Он присел на край кровати и усадил Софи к себе на колено. Его длинные руки доставали до ее щиколоток. Оттуда его пальцы медленно двинулись вверх, вдоль икр, миновали колени и принялись гладить кожу внутренней стороны бедер.
Софи задрожала, когда его ладони сошлись в том месте, где было тепло, небывало тепло, где он был желанным гостем.
— Наваждение, — прошептала она, избавляясь от кружевных трусиков.
Лон негромко засмеялся, уткнувшись в ее плечо, и прочертил губами теплый шелковистый контур ее тела.
— Лон…
— Это не наваждение.
Он погрузил палец в ее тело, туда, где было еще теплее, где было влажно, и исследовал ее.
— Лон.
— Мы еще не подъезжаем.
— Целуй меня, — проговорила она отчаянным шепотом и вцепилась в его пояс. — Дай мне любовь. Сейчас.
— Развяжи мне пояс.
Она ослабила узел на поясе. Он приподнялся, и шелковые брюки соскользнули с его бедер.
Она отдалась его рукам, соприкосновению голых ног. Когда он снова сел, она скользнула на его колено. Ей никогда не доводилось занимать позицию сверху, но ею двигало любопытство, интерес ко всему, что касалось Лона, и она не протестовала, когда он усадил ее на себя.
И Софи издала стон, когда он начал наполнять ее.
Он чувствовал ее отклик, лаская ее бедра, изгиб спины.
— Все хорошо, — приговаривал он. — Просто твоему телу нужно время. Поверь мне.
— Я верю.
— Тогда целуй меня.
Она наклонилась к нему. Его большое тело всегда представлялось ей сильным, крепким, полным энергии. Так оно и есть, он силен и полон энергии, но взять ее не торопится. Спешка не в его характере. Он удивительно осторожен… сдержан… Но он поднимает ее, направляет вверх и вниз. А Софи стремится к плотному, близкому контакту…
— Пожалуйста, давай снимем теперь это платье, — прошептала она ему в рот.
— Безусловно.
Лон приподнял ее, развернул, расстегнул молнию на спине и стянул белые кружева с ее плеч. Платье скользнуло по бедрам и упало на пол.
Лон положил Софи на кровать и без конца целовал ее, наполняя ее собой и выходя из нее, словно время остановилось и на свете не было никого, кроме двоих. И с каждым медленным, глубоким проникновением жар усиливался, пламя покрывало пламя.
Для Софи пламя означало энергию. Оно вспыхивало внутри, билось в ней, разжигало ее, закаляло Лона, делало его, проникающего внутрь, массивнее и тверже. А он все рос, и тело Софи поглощало его, электризуясь, наслаждаясь, удерживая его, стремясь и будучи не в силах задержать удовольствие на столько времени, на сколько ей было необходимо.