Ответ — адвокат, который больше заинтересован в выигрыше, чем в свершении правосудия. Другими словами, типичный адвокат. И, кажется, есть факты, что и прокуроры, и адвокаты часто отклоняют отдельных присяжных, особенно потому что они образованы в естественных науках.
Судам, действующим по нормам общего права, всегда требовалось установление личности. Был ли человек, которого видели спешащим с места события, Ричардом Докинзом? Его ли шляпа оставлена на месте преступления? Его ли отпечатки пальцев на оружии? Положительный ответ на один из этих вопросов сам по себе не доказывает его вину, но это, конечно, важный фактор, который будет принят во внимание. Большинство из нас, включая большинство присяжных заседателей и адвокатов, имеет интуитивное чувство, что есть нечто заслуживающее особенного доверия в свидетельстве очевидца. В этом мы почти наверняка неправы, но это заблуждение простительно. Оно даже, вероятно, встроено в нас тысячелетиями эволюционной истории, в которой свидетельство очевидца действительно было самым надежным. Если я вижу человека в красной шерстяной шляпе, лезущего по водосточной трубе, то Вам будет трудно убедить меня позже, что на самом деле он носил синий берет. Наши интуитивные предубеждения таковы, что показания очевидца перебивают все другие категории свидетельств. Однако многочисленные исследования показали, что очевидцы, какими бы убежденными они ни были, какими бы искренними и действующими из лучших побуждений, часто не могут вспомнить даже заметные детали, вроде цвета одежды и числа участников нападения.
Если важно установить личность, например когда женщина, которая была изнасилована, вызвана для установления личности нападавшего, суды проводят элементарный статистический эксперимент, известный как опознание. Женщину проводят мимо ряда мужчин, один из которых подозревается полицией на других основаниях. Другие были взяты с улицы, или были безработными актерами или полицейскими, переодетыми в штатское. Если женщина выбирает одно из этих подставных лиц, ее показания, идентифицирующие личность, не учитываются. Но если она выбирает человека, которого полицейские уже подозревают, к ее показаниям относятся серьезно.
Вполне справедливо. Особенно, если число людей на опознании велико. Все мы являемся в достаточной мере статистиками, чтобы понять, почему. Прежнее подозрение полиции должно подлежать пересмотру — иначе вообще нет никакого смысла обращаться к показаниям женщины. То, что производит на нас впечатление — это совпадение между идентификацией женщины и независимыми уликами, предоставленными полицией. Если бы на опознании было всего двое мужчин, свидетельница имела бы 50-процентный шанс выбрать человека, уже подозреваемого полицией, даже если бы она выбирала наугад — или если она ошибалась. Так как полиция могла также ошибиться, это означает недопустимо высокий риск отказа правосудия. Но в ряду из 20 мужчин, женщина имеет лишь 1 шанс из 20 указать случайно или по-ошибке того человека, которого полицейские уже подозревают. Совпадение ее опознания с прежними подозрениями полиции, вероятно, действительно что-то значит. Здесь происходит оценка совпадения или вероятности, что что-то могло произойти по чистой случайности. Вероятность незначащего совпадения еще меньше, если в опознании задействовано 100 мужчин, потому что 1 из 100 шансов на ошибку — это заметно меньше, чем 1 из 20 шансов. Чем длиннее ряд опознаваемых, тем более надежно возможное признание виновности.