— Сэр, — спросила я, — а где же Долли?
— Там, где она должна быть. У себя дома.
Его взгляд был тяжелым и острым, как стекло.
— Она обещала, что будет ухаживать за тетей Сулой.
— А ты обещала, что вернешься на следующий день. Удивляюсь: ты же знала, насколько серьезно больна Сула!
— С ней все в порядке?
— Мы едва не потеряли ее в среду ночью. У нее было что-то вроде припадка, но потом она более или менее пришла в себя. Все тебя ждали. Она все время о тебе спрашивала. Я пытался дозвониться Родригесам, но линия не работала. Завтра я везу Сулу в больницу.
Он встал и ушел.
Сразу после моего приезда появилась надежда на чудо — тетя Сула почувствовала себя значительно лучше, и в течение нескольких дней я верила, что она поправится. Ей уже не нужно было ложиться в больницу. Думаю, даже Джозеф Карр-Браун был поражен тем, насколько улучшилось ее состояние, хотя ни разу в этом не признался. Тетя Сула встала с постели и вымылась; она даже пыталась делать какую-то мелкую работу по дому. Когда она уставала, то садилась в кресло на веранде, и я подставляла ей под ноги скамеечку. Вначале она возражала, чтобы я что-то делала по дому:
— Селия, пожалуйста, прекрати, ты же приехала сюда немного отдохнуть. Хватит тебе суетиться.
Я не сказала, что теперь мне некуда возвращаться.
Я заваривала для нее чай из трав, и она потихоньку, маленькими глотками, пила его в течение всего дня. Я все время держала на плите горячий чайник. От этого в доме появился странный запах, но я уверена, что настои ей помогали. По крайней мере они сбивали жар. Иногда я садилась у ее постели и читала ей отрывки из большой Библии, которую она держала на ночном столике. А иногда мы просто разговаривали.
— Помнишь, как вы нашли в реке гигантскую черепаху, а она оказалась дохлой?
Тетя Сула кивнула:
— Да-да, я помню.
— А как вы кидали в воду монеты и потом ныряли за ними?
— Да, мы все были отличными пловчихами. Следующей была история, как на школьном дворе родился ребенок, и Грейс перерезала пуповину. Но этого тетя Сула уже не помнила.
Потом она закрыла глаза. Ее дыхание изменилось, и я поняла, что она заснула.
Джозеф Карр-Браун навещал нас два-три раза в день. Он всегда входил, не постучавшись, шел прямо в ее спальню и стоял там около кровати, с высоты своего роста глядя на длинную высохшую фигуру — на мою тетю Сулу. Он очень тонко чувствовал ее настроение; иногда он присаживался рядом с кроватью и что-то тихо говорил — так тихо, что, как я ни прислушивалась, не могла разобрать ни одного слова.
Его отношение ко мне сильно изменилось, в нем появилась холодность, которой я раньше не замечала. Однажды, уходя, он вдруг спросил: