Выбравшись из воды, я побежала в дом за полотенцами. Когда я вернулась, он стоял на коленях рядом с женой. Элен Родригес сидела на стуле, обхватив голову руками. Мокрая рубашка облепила ее тело — такое худенькое, что мне стало ее жалко. Джо сидел на земле, закрыв лицо. Элен Родригес сказала, что не знает, как это случилось, она только почувствовала, как у нее закружилась голова, и потеряла равновесие. Сейчас ей уже лучше. «Благодаря Богу и Селии», — сказала она и рассмеялась. Когда она, завернувшись в полотенце, ушла в дом, я подумала, что, кажется, все обошлось.
Доктор Эммануэль Родригес с озабоченным видом провел пальцами по волосам. Он выпрямился, и я впервые обратила внимание, что его лицо, шея и руки гораздо темнее, чем все тело. Ты белый, подумала я, и без одежды кажешься гораздо тоньше, чем я представляла. И тут же удивилась: а какое мне дело до того, белый он или черный, тонкий или толстый.
Мы должны были остаться в «Авалоне» еще на день. После того как Элен Родригес ушла в дом, мы все обсыхали на солнышке и вдруг услышали, как она нас зовет. Я подняла голову. Элен Родригес, высокая и прямая, стояла над нами на балконе. Снизу казалось, будто она парит в воздухе. Она сказала:
— Я хочу уехать.
Доктору Эммануэлю Родригесу пришлось в одиночку добраться до противоположного конца острова — сначала вплавь, а потом продираясь через густую растительность — и найти единственный обитаемый дом, где, по счастью, оказалась лодка, которой мы смогли воспользоваться, чтобы вернуться на Тринидад.
Позднее Марва рассказала мне, что мадам не любит принимать у себя гостей, из-за чего, вероятно, все и произошло.
— Ты никогда не замечала, что здесь никто не бывает? А ведь доктор знаком с кучей людей. Мадам не любит развлекать гостей. Ей не нравится, когда у нее в доме чужие люди. Спроси Вильяма, он тоже знает. — Потом она вдруг добавила: — Если только это не связано с тобой.
— Со мной? Какое я могу иметь к этому отношение?
Больше мы никогда не ездили в «Авалон».
Однажды утром за завтраком, по обыкновению просматривая почту, доктор Родригес вдруг протянул мне один из конвертов. Я сразу поняла, что это письмо от тети Тасси. Адрес был выведен старательным и аккуратным почерком Веры. На конверте стоял штамп почтового отделения Скарборо. Доктор сказал:
— Надеюсь, хорошие новости.
— Да, сэр. Конечно, — ответила я, пряча письмо в карман фартука.
Прошла неделя, прежде чем я его вскрыла.
Дорогая Селия,
Спасибо за телеграмму. Она пролежала в доме два месяца. Дядя Роман куда-то ее засунул и забыл мне сказать.