Короче говоря, меня не убили за этот «подвиг», и коллекция булавинских легенд обогатилась еще одной историей, которую рассказывали и пересказывали на берегах озера Волья еще долго-предолго. И меня в магазине узнавали как «ту самую, у которой студенты зимой печку сожгли». Так что и я тоже прославилась.
Студентам же вся эта история вообще скоро уже представлялась феерическим приключением. Нам все завидовали – и явно, и тайно. Мы продолжали ездить зимой «в деревню» вплоть до пятого курса, многие рвались попасть в нашу компанию, но таких замечательных событий больше ни разу не происходило.
О том, как сожгли печку, – часть вторая. а также о почтовой связи и о быках
Да нет, я не ошиблась, печку мы сжигали еще раз (второй) на следующий год и почти тем же составом участников.
За лето мои героические родители печку сумели восстановить, вернее, сделать заново. Старая печка была не из кирпичей, а из огромных самодельных кусков глины, смешанной с соломой.
Это из-за бедности в тех краях так строили. Нормальных обожженных кирпичей было не купить, вот и лепили такие самодельные «кирпичи», каждый в два-три раза больше обычного, и из них по-сырому строили. А обжиг, должно быть, проходил, когда уже печь начинали топить, – обжигалось как бы все вместе. Поэтому при разломе печки получилась не куча кирпичей, как можно было предположить, а большая гора полуобожженной-полусырой глины, которую мы еще зимой вынесли наружу. Для повторного использования эта глина не годилась, и вообще, такой способ изготовления печи очень трудоемкий и напоминает труд древних евреев, от которого они, как известно, сбежали в пустыню.
Надо было как-то достать кирпичи (напомню, что стройматериалы в те времена населению не продавали). Пришлось почти украсть, а куда деваться. В деревне была старая брошенная «водогрейка» – сарай с небольшой печкой, на которой грели воду для каких-то колхозных надобностей в старинные годы. Она уже лет тридцать как стояла заброшенная, крыша прохудилась, а кирпичная (!) печка стала разваливаться под осенними дождями.
Имущество было совхозное. И вот Нина, на правах единственного представителя власти в деревне, нам эту полуразрушенную печку отдала. Сказала: «Разбирайте, все равно пропадет».
Мы разобрали, и она даже выделила нам телегу с лошадью – перевезти кирпичи поближе к нашему дому.
Кирпичей было маловато, и печка вышла поменьше, чем прежняя, но все же это была настоящая русская печка. Мы обмазали ее, побелили, дети нарисовали на ней гуашью жар-птицу и разные узоры, и мы ее торжественно затопили.