– Что, прямо вот здесь? – Костя через силы кивнул на вишневые, яблоневые и абрикосовые сады, тянущиеся перед хутором Широким.
– Да, вот прямо здесь. У меня дед агроном. Он за этими садами ухаживал, а жили мы в Широком.
– Вот откуда ты… – произнес Костя и загляделся на раскинувшиеся со всех сторон сады, которые, несмотря на войну, знай себе цвели буйно и весело бело-розовыми красками.
Где-то далеко-далеко, наверное в центре города, перекатывая две заунывные ноты, завыли сирены. Стаи птиц взлетели и понеслись прочь, пропав на мгновение за дымами. Косте сделалось не по себе, словно они в этом белом «ниссане» были видны со всех сторон. Это означало, что пора сваливать. Сашка высунулся в окно и доложил:
– Ничего не видно.
Сирены по-прежнему надрывались.
– Хорошо, – вдруг сказал Игорь, пряча зубы, и убрал руку с руля. – Поехали в этот твой Петрополь, если он, конечно, в самом деле броневой.
Однако он всем своим видом показал, что если в этом самом Петрополе будет скучно, как в детской песочнице, то он имеет полное моральное право уйти как минимум в хутор Широкий или вообще куда глаза глядят, лишь бы подальше от этих нежных журналистов, которые даже стрелять не умеют и тактики боя не знают, а горазды только болтать в камеру. Таким образом он выказывал полное презрение к тому делу, которым они занимались. Но это была уже психология, а Косте надоело в ней копаться, потому что он устал быть с Игорем Божко настороже.
– Ну и ладушки, – примирительно сказал он, вставляя ключ в замок зажигания.
Сашка Тулупов громко выдохнул и задышал ровнее. Костя покосился на него. Ну ладно, он-то по младости лет не понимает, но Божко?! В данной ситуации его никто и ничего не смогло бы остановить. Нет ничего хуже бунта на корабле. Однако Костя, хоть убей, так и не понял причины этого бунта. Не из-за Елизаветы же, в самом деле, весь сыр-бор? Есть дела поважнее, чем женщины, хотя с этим и трудно примириться. Рано или поздно женщины отходят на второй план, а главное для мужчины – это его дело.
Костя завел мотор, и они взлетели на бугор, чтобы оказаться в районе Мирного. До Боссе было рукой подать. Окна домов блестели в лучах восходящего солнца.
Их пару раз останавливали, но, увидев документы московского телевидения, пропускали беспрепятственно и долго с надеждой смотрели вслед. Некоторые, завидуя, думали: «Покатаются и уедут в свою Москву, а мы останемся один на один с подступившей силой. И что нам делать? Нет власти, нет надежды, нет будущего. Одна надежда на Россию, которая возьмет нас под свое крыло».