Человек знал. Невыполнение боевого приказа в Братстве каралось жестоко и беспощадно. Смертью. А тут — указание Самого! Ответственность огромная, но и поощрение в случае успеха — небывалое.
Верховный всегда действовал одновременно кнутом и пряником. Тонкий психолог, он понимал, вероятно, что человека нужно поставить перед выбором. Либо ты лезешь вверх, к вершине, — либо падаешь вниз. Третьего не дано. Ибо если ты выберешь третий путь — тихую, спокойную, растительную жизнь без борьбы, без стремления карабкаться в своем развитии все выше и выше, — ты уже не будешь полезен Бригаде. Под лежачий камень вода не течет.
Человек был согласен с этим мудрым изречением. И он нисколько не сомневался, что поставленные задачи были ему по плечу, — ведь именно на таких задачах и специализировалась Первая Ударная.
Выполнить приказ — и получить заслуженную награду.
Любой ценой.
Иного выхода у него просто не было.
И потому караван пришел в город.
Убивать.
Утро выдалось хмурое.
Данил сидел в своей обычной засидке, на вокзальной башенке с часами, поглядывая то на пытающееся пробиться сквозь пепельно-грязные тучи восходящее солнце, то на прилегающую к вокзалу площадь. Прохладный пасмурный день — удача. Жаль только, не для него — смена заканчивается. Не больно-то летом посидишь в ОЗК и противогазе под палящими лучами солнца, когда температура порой достигает сороковника. Демрон[1] бы, в нем не так душно — да Родионыч с самого начала запретил Додону их выдавать. Демронов — пяток на все Убежище, а чтоб купить такой в личное пользование, это надо вагон пятерки или семерки[2] на бартер поставить. Да еще и хрен найдешь, буржуйские-то костюмы. А в ОЗК что ж… духота. Хоть и оборудован каждый схрон небольшим навесом, да толку от него… Воздух раскаляется уже к обеду, вот и сидишь весь день в резине, как в бане. По всему телу, начиная с головы, в течку течет, и никакие потосборники в виде комка под защитным комбинезоном не помогают. Снять хотя бы противогаз, подставить ветру лицо, чтоб пот обдуло, — так нет же. Радиация.
В летние месяцы из-за таких вот банных дней Данил терял килограммов десять веса, худея аж до пятьдесят четвертого размера, — все с водой уходило. Правда, рельеф становился — загляденье! До мелкого кубика, до волоконца… Иришка с Ольгой как дикие набрасывались! Данил плотоядно ухмыльнулся, припомнив некоторые подробности таких ночей. Дикие-то дикие, однако — тяжело. Утром после суток спускаешься, бывает, домой — а в ОЗКашных чулках-бахилах хлюпает так, будто по болоту шлепаешь.