Он попытался встать, чтобы проводить меня, но кашель не позволил ему подняться. Отдышавшись, Самуил Яковлевич сказал:
— Побудьте еще несколько минут, я хочу проводить вас до лифта. — Он был очень бледен.
И снова я вспомнил войну, маму, читающую мне стихи Маршака. Неужели этот человек, такой печальный сегодня, когда-то написал стихи:
Весной поросята ходили гулять.
Счастливей не знал я семьи.
«Хрю-хрю», — говорила довольная мать,
А детки визжали: «И-и!»
В этих раздумьях провел я какое-то время. Самуил Яковлевич снова закурил и сказал:
— В молодости я работал воспитателем. Знаете, что самое главное в педагогике? Не подгонять взросление детей! Природе угодно, чтобы дети оставались детьми. Еще в далекой древности реб Аба, знаменитый толкователь Торы, поучал: «У детей учитесь мудрости». Сейчас, мне кажется, в школе подгоняют «взросление». Не спешите с этим и передайте это своим коллегам!
Я уже забыл об усталости Маршака и почему-то рассказал ему эпизод из своего детства. Мой дедушка, собрав последние гроши, купил мне скрипку и повел к учителю Илье Израилевичу. Я не хотел играть на скрипке. После второго занятия выменял ее на бутсы и футбольный мяч. Месяц я обманывал дедушку — говорил, что иду к Илье Израилевичу. Но потом не выдержал и признался. Слезы навернулись на бледно-голубые глаза дедушки; растирая их по лицу, как обиженный ребенок, он проговорил: «Наверное, ты прав, внук мой. После детства в гетто мяч нужнее скрипки…» В комнату вошла бабушка. «Что с тобой, Гершка, почему ты плачешь?» — спросила она его. «Я не плачу, — ответил дедушка. — Слезы сами льются. Плачется… Сегодня ночью я думал о Мойшелэ (так звали моего отца, погибшего в гетто). Знаешь, что бы он мне сказал? „Я вымолил у Бога вашу жизнь, и я хочу, чтобы мой сын был счастливее меня. Не заставляйте его играть на скрипке. Купите ему мяч и ботинки, и пусть он играет в футбол“…»
В этот момент улыбка буквально озарила лицо Маршака.
— Знаете ли вы, Марк, что о вас писал сам Роберт Бёрнс? — И прочел мне стихи, которые до того дня я никогда не читал.
Беспутный, буйный Вилли
Поехал на базар.
Продать хотел он скрипку,
Купить другой товар.
Но, скрипку продавая,
Заплакал он над ней.
Беспутный, буйный Вилли,
Вернись домой скорей!
— Продай свою скрипку, Вилли.
Продай и смычок, старина.
Продай свою скрипку. Вилли,
И выставь нам пинту вина.
— Ах, если бы продал я скрипку,
Безумным меня бы сочли.
Не раз мы счастливое время
Со скрипкой моей провели!
Прочитав эти стихи, Маршак уже не улыбался, а буквально хохотал. Он снова закашлялся, но на сей раз не от сигарет, и продолжал смеяться, даже кашляя. Что-то непосредственное, искренне-детское было в этом смехе, и я в тот миг подумал, что умение возвращаться в детство — все равно что умение возвращаться в прошлую, вечную правду…