Дарм и Эфельлуан склонили головы в знак согласия с лидером Лесной Ветви и застыли мраморными скульптурами под светом искрящихся бриллиантовых россыпей.
Необъятное пространство Зала заполнила вязкая, словно масло, и не нарушаемая даже легчайшими дуновениями воздуха обездвиженность. Надулась, как мыльный пузырь и, казалось, остановила неотвратимое и всепроникающее время…
Разрешающий удалиться жест Первого Сына проколол пузырь обездвиженности лишь спустя сотню ударов сердца.
Пожелтевший газетный лист издал слабое протестующее шуршание. Против переворачивания. Немудрено. Руки читателей касались его, наверное, очень редко, и лист отвык от подобного бесцеремонного обращения. Подшивка настолько пропиталась пылью, что в носу чесалось уже от одного взгляда на передовицу верхней газеты. Гигантским усилием воли Никите удавалось сдерживать внутри рвущееся из носа громогласное "апчхи!". Дабы не тревожить патриархально-интеллектуальный покой библиотеки и ее малочисленных посетителей.
Информация впитывалась плохо. Никаких подсказок обострившаяся за последний год до неприличия интуиция не давала. Не скручивалась в нижней части живота пружина, не ломил затылок, не покалывали подушечки пальцев. То есть не происходило ничего, что в предыдущие месяцы направляло и обостряло внимание Селина, указывало верный путь поисков. А ведь он уже привык к подобным проявлениям своего, "начиненного" подарком пещерного Ящера, организма.
Напрасно взывая к заснувшей интуиции, Никита невольно отвлекся от тусклых печатных строчек и, грустно усмехнувшись, вспомнил насколько ошалевшим он выбрался тогда из каменного мешка. Хотел даже идти сдаваться доблестным докторам, отдаться для опытов и излечения тела или… головы. Чудилось, что вот-вот зачешется нижняя часть спины, откуда, пробиваясь сквозь мышцы и кожу, начнет пробиваться длинный чешуйчатый хвост. Как у рептилоида из галлюцинации.
Будто все случилось только вчера. А ведь планета успела сделать оборот вокруг Солнца…
К эскулапам Никита не отправился. В объятия медицинских работников он попал вне зависимости от собственного желания, едва оказался в городе. Конечно, внимание их было недолгим и ненавязчивым, поскольку останки здравомыслия не позволили Селину рассказать о пещерных галлюцинациях. Никита уразумел, что коротание остатка дней в окружении людей в белых халатах существенно отличается от его дальнейших жизненных планов. Независимо от того, является ли сон – не-реальность о Ящере правдой или бредом его воспаленного воображения. И в том, и в другом случае бывший пещерный узник, заяви он об увиденном, попадет либо в умелые и крепкие руки душевных целителей, либо под пристальное и активное внимание служителей науки. И станет… не более чем предметом исследования.