– Предпочтешь это не столь уж важное знание возможности спасти своих людей? – Шпик в притворном удивлении изогнул бровь, потом нахлобучил на голову шляпу и махнул рукой: – А, Святые с тобой! Пусть это станет залогом нашего дальнейшего плодотворного сотрудничества. А теперь, извини, меня ждут неотложные дела…
Я кивнул и пошел к двери, физически ощущая жегший спину взгляд, а как только отодвинул засов, франт небрежно произнес:
– Надеюсь, ты понимаешь, что, если шкатулка окажется взломана, о сделке можешь забыть? В этом случае ты и людей своих не спасешь, и себя под удар поставишь. Мы этого так не оставим, не сомневайся.
– Хорошо, – обернулся я. – Но если узнаю, что это вы меня подставили, расплачусь той же монетой. – И, понимая, что никого этим заявлением не напугал, вышел на улицу.
И пусть на руках и ногах не звенели кандалы, а шею не стягивал железный ошейник, вдруг ощутил себя самым натуральным каторжником. Вот именно так нас и ловят – на наших слабостях. Привязанность к кому-либо – слабость и есть. Настоящий профессионал рванул бы из города прямо сейчас. А я, пока остается хоть какая-то надежда вытащить подельников, так поступить не смогу.
Глупо – понимаю. Эх, и почему конченым мерзавцем не родился…
Но терзания терзаниями, а, ковыляя по ночным улицам, поглядывать по сторонам я не забывал. Убедившись в отсутствии слежки, юркнул в одну из подворотен, порылся в заваленной всяким мусором нише и выудил сумку с длинным плащом и мятой шляпой. Надел их, нацепил на лицо лохматую седую бороду и превратился в Гильермо Корсу – опустившегося моряка из Нильмары, зарабатывавшего на жизнь невесть какими непонятными делишками. К моему теперешнему состоянию новое обличье подходило просто идеально – чувствую себя ровно такой же старой развалиной.
Кое-как дохромав до темной махины доходного дома, я перевел дух и принялся колотить в запертую дверь.
– Открывайте, якорь вам в зад! Долго мне тут торчать еще?! Эй вы там, между палубами!
Через пару минут лязгнул засов, и выглянувший на улицу ночной сторож осуждающе покачал головой:
– Явился! А разукрасили-то как! Как разукрасили! Еще и бутыль приволок, пьянь старая!
– Не твое собачье дело, крыса сухопутная! – выругался я и прошмыгнул внутрь.
Обычно в таких случаях всегда низко шляпу на лицо опускал, но сегодня смысла в особых предосторожностях не было. По сравнению с моей нынешней физиономией последний бродяга раскрасавчиком покажется.
– Последняя декада оплачена! – крикнул сторож вслед. – Просрочишь, пожитки на улице ищи!
– При деньгах, не гоноши! – отмахнулся я, с трудом поднимаясь по крутой лестнице. Раньше приходилось изображать немощь, а теперь как бы вниз не сверзиться.