– Монету гони!
– На рассвете разбудишь, будет тебе монета. А нет – ни хрена не обломится, дармоед!
– От дармоеда слышу!
Я в ответ выругался, через дыру в кармане выудил провалившийся в подкладку ключ, отпер немудреный замок и без сил повалился на кровать.
Но сразу заставил себя подняться и запалил свечу. В неровном мерцании трепетавшего огонечка распечатал конверт, вытащил из него исписанный аккуратным почерком листок и углубился в чтение.
Маркиз Гаспар ди Абалья. Адрес, поэтажный план особняка и территории, расположение вывороченного прута в ограде, распорядок дня хозяев, список слуг, предупреждение о собаках.
Кто-то потратил уйму времени, чтобы собрать эти сведения, и все ради какой-то шкатулки? Что ж в ней такое?
Морщась от боли, я стянул с себя грязную одежду, кинул ее на пол и осторожно улегся на кровать. Какое-то время пытался устроиться поудобней, но вскоре усталость взяла свое, и меня сморил сон.
Разбудил дробный стук в дверь.
– Просыпайся, старый выродок! Вставай, рассвет уже!
– Проваливай, якорь тебе в зад!
– Сам поднять просил!
– А, беса в душу! Да встаю я, встаю!
– Монету гони!
– Все будет! А сейчас проваливай, попрошайка!
Обругав меня последними словами, сторож отправился восвояси; я осторожно поднялся на ноги и прислушался к своим ощущениям.
Голова просто раскалывалась, и это, похоже, надолго. А вот ребра ломило уже не очень сильно. Передние зубы слегка шатались, но не кровили. И левую кисть до сих пор сжимать больно.
Лицо… с таким лицом на людях точно лучше не появляться.
Я опустился на колени, поднял уходившую под кровать доску и с кряхтением вытащил из тайника дорожную сумку. Расшнуровал, достал замотанное в тряпку зеркало и глянул на собственное отражение.
Как ни странно, думал, будет хуже.
Под глазами иссиня-черные синяки, нос распух. Губы всмятку, на скуле багровеет оставленная сапогом отметина. Кожа в неглубоких ссадинах, от глаза к виску протянулся воспаленный росчерк пореза. Одно ухо слегка припухло, у другого рассечена верхушка.
Тот еще красавчик, короче. Но – двигаюсь. Руки-ноги шевелятся, голова на месте. Жив, и это несказанно радует. Мог бы и пластом после вчерашнего валяться. Пару раз серьезно зацепили.
Я хлебнул полынной настойки, плеснул на руку и промокнул царапины. Потом выволок из тайника сверток с чистой одеждой, принарядился, кое-как замазал гримом синяки и с тоской посмотрел в окно.
Светает уже. Пора.
Рассовал ножи, убрал за пояс шило, приладил бороду. На плечо сумку, под мышку бутыль.
И вновь на лестнице не пришлось изображать немощь. Ноги так и подгибались, а голову будто ватой набили. И не простой, но вперемешку с иголками. Жуть…