Выгорит или придется хлебнуть лиха?
Страшно…
Поворочавшись с полчаса, я поднялся, прямо из горлышка хлебнул полынной настойки и походил по комнате, тщетно пытаясь хоть немного успокоиться. Прислонился лбом к затянутому изморозью оконному стеклу, постоял, вновь выпил. Не помогло. Послонялся из угла в угол, полистал отложенную специально для такого случая книгу, но не смог сосредоточиться на чтении и вновь начал нарезать круги.
Нервы, это все нервы. Нервы и давящая потусторонней тяжестью скверна.
Плохо мне.
Вот уже и сердечко прихватывать начало. И в глаза будто песка сыпанули…
Боюсь, утро выжатой тряпкой встречу. А ведь еще работать.
Но как заснуть, когда тебя всего едва ли не наизнанку выворачивает?!
Выругавшись, я остановился у прикрытого застиранным полотенцем зеркала, отдернул пыльную тряпку и с усмешкой глянул на собственное отражение.
Глянул на себя, а увидел Бездну. Пустоту. Ничто.
В голове зашумело, из неведомой дали зазвучали смутно различимые голоса, и моя физиономия понемногу начала расплываться в бесформенное серое пятно. А стоило моргнуть – и вот уже из зазеркалья смотрит чужое лицо.
Бесполое, и более того – не принадлежащее живому существу. С пронизывающим насквозь взглядом пустых – будто прорези в маске – глаз.
– Иди ко мне, – шепнула Бездна.
Заточенные в душе бесы рванули, забурлившая скверна обожгла невыносимым холодом, и я невольно качнулся вперед.
– Иду, – выдохнул в ответ и со всего маху шибанул по зеркалу кулаком.
Острые осколки сыпанули на пол, я ухватил рамку и швырнул ее в противоположную стену. Дробя подошвами хрупкие стекляшки, прошелся по комнате и рассмеялся:
– Иди ко мне? Разбежался!
В крови бурлил азарт, сомнения и страхи сгинули без следа.
По краешку прошелся, по самому краешку!
И, пока не схлынула лихая бесшабашность, я открылся и позволил выплеснуться из себя коловшей лютым морозом скверне. Потусторонняя сила заструилась по особняку, и немедленно послышались странные шорохи, скрипы и гудение в трубах. Кожа заледенела, волосы встали дыбом, но с души будто тяжкий камень свалился. Сразу стало легче дышать, а сердце перестало замирать перед каждым ударом. И пусть избавился не от всей скверны, засевшая в грудине ледяная глыба растаяла и перестала изводить своим холодом.
Хорошо-то как!
Понемногу успокаиваясь, я прошелся по темным коридорам, прислушался к раздававшимся в пустых комнатах шорохам. Вернулся в спальню, развалился на кровати, но из-за бурлившего в крови азарта вновь не сумел сомкнуть глаз. Тогда набулькал полный стакан сонной настойки, одним махом влил в себя и вернулся в постель. Какое-то время просто лежал, с трудом удерживаясь, чтобы не начать ворочаться, а потом как-то незаметно провалился в странное забытье.