– Она опасна?
– Только для кошельков. Молодые бездельники падки на всю эту мишуру, они еще не научились отделять зерна от плевел.
Я одним глотком допил остававшееся в бокале вино и поднялся на ноги.
– Ну раз так, опасаться нечего, – и чуток подлил масла в огонь, – а то, знаете ли, бывали случаи…
– Да? – немедленно сделал стойку преподобный Астус. – Какие случаи?
– И руки люди на себя накладывали, и еще много чего творили. Но это если у ведьмы и в самом деле есть дар. Раз у вас объявилась обычная шарлатанка, опасаться нечего.
– Нечего… – задумчиво повторил за мной настоятель.
– Что хуже всего, обычно чернокнижников удается разоблачить далеко не сразу, и за это время они зачастую умудряются найти себе покровителей на самом верху. Понимаете, о чем я?
Преподобный явно имел представление об увлечениях ее высочества Анны, и в один миг постарел едва ли не на десяток лет.
– Лишь покаяние и молитвы способны спасти человека, которого коснулась скверна. По моему скромному убеждению, лучше всего этому способствует уединение в монастырской келье.
– Именно, – кивнул настоятель. – Вашими устами, дорогой Себастьян, глаголет истина. Но как этого добиться, если грешник упорствует в своих заблуждениях?
– Дай волю грешнику – он погубит и себя, и окружающих. Поэтому иной раз духовному наставнику приходится игнорировать волю заблудшего. Ради его собственного блага.
– Разумно.
– И для подобного покаяния лучше других подходят монастыри со святыми реликвиями, – с отменной долей пафоса заявил я и вдруг хлопнул себя по лбу: – Постойте! Вы ведь как раз храните у себя одну из книг, написанную рукой Святого Доминика?
– Так и есть. – Преподобный был рад сменить неприятную тему. – Хотите взглянуть?
– Был бы счастлив!
– Нет ничего проще.
Мы спустились в подвал, настоятель потребовал у несших там службу монахов отпереть хранилище и пропустил меня внутрь.
– Вас оставить?
– Если можно. – И я опустился на колени перед каменным постаментом, на котором лежала собственноручно написанная Святым книга.
Преподобный Астус вышел, прикрыв за собой дверь; я прочитал короткую молитву и с благоговением прикоснулся к потрепанному кожаному переплету. Пальцы заколола переполнявшая реликвию святость, и у меня даже закружилась голова.
Странные ощущения. Удивительные.
Я откинул толстую обложку с украшенными драгоценными каменьями накладными уголками и перевернул не тронутую тлением страницу. Помедлил, разглядывая аккуратный почерк, а потом открыл книгу в самом конце и перочинным ножиком вырезал последний лист.
Свернул, спрятал в карман и только тогда решился глянуть на лик святого Доминика, с осуждением взиравшего на меня со стены.