— Думаю, вы привязывали ее ремнями не потому, что предвидели, что она в будущем собирается делать себе татуировки.
— Разумеется, нет. К ее состоянию в девяносто первом году татуировки отношения не имеют.
— Тем самым мы возвращаемся к моему исходному вопросу. Причиняла ли когда-либо Лисбет Саландер себе такой вред, который мог послужить основанием для того, чтобы держать ее связанной в течение целого года? Может быть, она резала себя ножом, или бритвой, или чем-либо подобным?
У Петера Телеборьяна на секунду сделался неуверенный вид.
— Нет, но у нас имелись основания полагать, что она представляет для себя опасность.
— Основания полагать. Вы хотите сказать, что связывали ее, поскольку что-то предвидели…
— Мы производим оценку ситуации.
— Я уже примерно пять минут задаю тот же самый вопрос. Вы утверждаете, что самодеструктивное поведение моей подзащитной явилось причиной того, что за те два года, пока она находилась у вас на излечении, вы больше года продержали ее связанной. Не будете ли вы так добры наконец привести мне пример ее самодеструктивного поведения в двенадцатилетнем возрасте.
— Девочка, например, пребывала в стадии крайнего истощения. Это было, в частности, результатом того, что она отказывалась есть. Мы подозревали у нее анорексию. Нам неоднократно приходилось кормить ее насильно.
— С чем это было связано?
— Естественно, с тем, что она отказывалась есть.
Анника Джаннини обратилась к своей подзащитной:
— Лисбет, вы действительно отказывались есть в клинике Святого Стефана?
— Да.
— Почему?
— Потому что этот подлец подмешивал мне в еду психотропные средства.
— Вот как. То есть доктор Телеборьян пытался давать вам лекарства. Почему вы не хотели их принимать?
— Мне не нравились лекарства, которые мне давали. Я от них тупела. Не могла думать и на большую часть дня теряла сознание. Это было неприятно. А подлец отказывался сообщать мне, что эти психотропные средства содержат.
— Значит, вы отказывались принимать лекарства?
— Да. Тогда он начал пихать эту мерзость мне в еду. Поэтому я прекратила есть. Каждый раз, когда мне что-нибудь подмешивали в еду, я отказывалась есть в течение пяти дней.
— Значит, вы оставались голодной?
— Не всегда. Несколько санитаров иногда потихоньку приносили мне бутерброды. Особенно один санитар частенько приносил мне еду поздно ночью. Такое случалось много раз.
— То есть вы хотите сказать, что персонал больницы понимал, что вам хотелось есть, и приносил еду, чтобы вы не голодали?
— Это было в тот период, когда я воевала с подлецом из-за психотропных средств.