— Значит, для отказа от еды имелась совершенно рациональная причина?
— Да.
— Следовательно, это не было вызвано тем, что вам не хотелось есть?
— Не было. Я часто чувствовала себя голодной.
— Можно ли утверждать, что между вами и доктором Телеборьяном возник конфликт?
— Да, можно.
— Вы попали в клинику Святого Стефана, потому что полили отца бензином и подожгли.
— Да.
— Почему вы это сделали?
— Потому что он избивал мою мать.
— Вы это кому-нибудь объясняли?
— Да.
— Кому же?
— Я все рассказала полицейским, которые меня допрашивали, социальной комиссии, комитету по делам детей и молодежи, врачам, пастору и подлецу.
— Под подлецом вы имеете в виду?..
— Вот его.
Она указала на доктора Петера Телеборьяна.
— Почему вы называете его подлецом?
— Когда я только попала в клинику Святого Стефана, я пыталась объяснить ему, что произошло.
— И что сказал доктор Телеборьян?
— Он не захотел меня слушать. Он утверждал, что я фантазирую, и в наказание велел привязывать меня к кровати, пока я не прекращу фантазировать. А потом он пытался пичкать меня психотропными средствами.
— Это чушь, — сказал Петер Телеборьян.
— И поэтому вы с ним не разговариваете?
— Я не сказала ему ни слова с той ночи, когда мне исполнилось тринадцать. Тогда я тоже лежала связанной. Это был мой подарок самой себе на день рождения.
Анника Джаннини снова обратилась к Телеборьяну:
— Доктор Телеборьян, похоже, что причиной отказа моей подзащитной от еды было то, что она не соглашалась принимать психотропные средства, которые вы ей давали.
— Возможно, что она это воспринимает именно так.
— А как это воспринимаете вы?
— У меня имелась чрезвычайно сложная пациентка. Я утверждаю, что ее поведение свидетельствовало о наличии угрозы по отношению к самой себе, но, возможно, это вопрос толкования. Зато она буйствовала и демонстрировала психотическое поведение. Нет никакого сомнения в том, что она представляла опасность для окружающих. Она ведь попала к нам в больницу из-за того, что пыталась убить отца.
— К этому мы еще вернемся. Вы отвечали за ее лечение в течение двух лет. При этом триста восемьдесят один день вы продержали ее связанной ремнями. Не может ли быть, что вы использовали ремни в качестве наказания, когда моя подзащитная отказывалась вам подчиняться?
— Это чистейший нонсенс.
— Неужели? Я вижу, что, согласно журналу пациентки, ее в основном привязывали ремнями в первый год, на который приходится триста двадцать случаев из трехсот восьмидесяти одного. Почему ее перестали связывать?
— Пациентка развивалась и становилась более гармоничной.