У поруба сидел напряжённый Фёдор Заикин. Стрелец нервно выстругивал табельной саблей то ли птичку, то ли рыбку из мелкой деревяшки, и, судя по поджатым губам, парня недавно крепко обидели.
— Поруб охраняешь, молодец?
— Н-н-ника-ак не-э-эт! — резко привстал он. — Фому Си-и-лыча жду…
— А он где?
— В по-о-орубе.
— Зачем? — удивился я и, видимо, задел больную струну.
— В-вот и я ему: за-а-ачем?! А он мн-не: дескать, на-а-до! Я ему: ды-ык и я с ва-а-ми… А он мне: нет! Я ему: вы-ы ж ещё ба-альной, а он мне: са-а-ам больной! Я ему: зря вы та-а-ак, а он…
Всё ясно. Еремеев отказался взять Заикина с собой в поруб, типа «на допрос». Сам полез, а недавнего верного друга не взял. Парню обидно. Его понять можно — пока Фома был лишён речи, то отчаянно заикающийся стрелец служил ему старательным переводчиком. Пусть не везде умело, не всё в точку, пусть медленно и с дефектами речи, но тем не менее от души!
— Я поговорю с ним. — Мне пришлось сделать строгое лицо и похлопать Заикина по плечу. — А ты сбегай пока за ворота, найди мне иконописца Савву Новичкова. Знаешь его? Ну и отлично. Силой тащить не надо, просто попроси срочно зайти. Перестарался он там с картинками, пусть переделает, пореалистичней…
— Сл-лушаюсь, батюшка сы-ыскной воевода! А Фома Си-илыч ка-ак же…
— Я прослежу.
— А то он ить ка-а-ак дитя ма-а-алое…
— Я за ним присмотрю, — уже несколько раздражённо пообещал я.
— Эт-то он то-о-ока с виду сам си-ильный, а…
— Стрелец Заикин! — едва не выругался я. — Надо же, блин, какой заботливый выискался! А ну шагом марш выполнять приказ!
Парень опомнился, извинился, снял шапку, отвесил поясной поклон и опрометью бросился на поиски Саввы. Что-то нехорошее говорило мне, что профилактическая работа с гражданами посредством портретов «Их разыскивает милиция» ещё принесёт свои плоды. И ох как они мне не понравятся! Надо срочно всё переписать и перевесить.
Дверь в поруб оставалась незапертой. Я сунулся вниз и тут же подался обратно, ну их, в такой холодрыге сидеть…
— Митя! Фома! Хватит моржевать, вылезайте из морозильника, поговорить надо.
Начальник стрелецкой сотни вышел почти сразу, дыша паром, с посеребрённой инеем бородой и синеватым носом. Долго сидел, видимо, но хоть где-то надо же было отдохнуть от заботливого товарища по службе. Митьку пришлось звать ещё два раза.
— А я ить буйный теперича, — наконец донеслось из поруба. — Не боитеся, что покусаю, отец родной?
— Буйный, говоришь… Так, может, тебе внеочередной отпуск к маменьке в деревню устроить? Нервишки подлечить, Маняшу с коровой вспомнить…