А ты, оставшись один на один с женщиной, разрушившей нашу жизнь, оказался в полной ее власти. Не способный сказать ни слова, беспомощный и искалеченный. И мы все, и твои друзья, а главное – я, поверили Ирине, бросили тебя, самоустранились.
И только наша дочь каким-то непостижимым, невероятным образом нашла тебя, слышала тебя, жалела тебя. И ничего не могла сообщить мне, пока не научилась говорить.
Но почему? Почему малышка смогла общаться с отцом мысленно на чудовищном расстоянии, но не смогла так же дать об этом знать мне? Или не захотела? Чувствовала мои эмоции, мои обиду и злость?
Тогда почему она сейчас так себя ведет? Почему переживает, почему говорит, что папа плачет, почему рвется к отцу именно сейчас, почему, почему, почему?!!
Ответ возможен только один.
Там, далеко, происходит что-то плохое, очень плохое.
А я – здесь. И ничего не могу изменить. Помочь, заслонить от беды.
НИЧЕГО. Ничего?!! Нет уж, дудки. А еще лучше – барабаны. Как там – барабан на шею, свисток в зубы – и вперед! Но не навстречу поезду, наоборот – поездом на тех, кто посмел влезть своими уродскими клешнями в нашу с Лешкой жизнь, кто разорвал наше единое целое на две кровоточащие половинки, и кто наивно думает сейчас, что все у них получилось. Фиг вам, вот.
В дверь тихо постучали. Вместо приглашающего «входи» из горла вырвался сиплый клекот. Я откашлялась и одновременно с повторным стуком смогла наконец издать что-то внятное.
Саша заглянула в комнату, не решаясь войти.
– Ну, чего встала, заходи, – криво усмехнулась я. – Только ничего по пути не сверни, спортивная ты наша, а то Нику разбудишь. И не ори громко.
– Ты чего такая противная? – Сашка осторожно прикрыла за собой дверь. – Бухтишь ерунду всякую, инсинуациями обидеть норовишь. Что, статья впечатлила? Ой, Анетка, ты чего? – подруга, приблизившись, рассмотрела то, что сидело в кресле, получше. – Что случилось?
– Да ничего не случилось, с чего ты взяла? – я попыталась беспечно улыбнуться, но, судя по плеснувшемуся в глазах подруги недоумению, получилось довольно коряво.
– Это что, из-за журнала, да? Ну-ка, где он, дай посмотрю! – Она тут же откопала томагавк войны и приготовилась к бою. – Печатают ерунду всякую, а впечатлительные тетки и не в меру способные девочки сразу начинают истерить.
– Ну да, ну да, – покивала я. – Такие вот мы с дочкой психозы.
Сашка подняла с пола журнал и уселась в соседнее кресло.
– Плед и трубку дать? – я все еще пыталась хорохориться.
Или ерепениться?
Но подруга не обратила на мои покосившиеся и дряхлые построения внимания, а без подпорок внимания построения тут же с грохотом обрушились, подняв тучу едкой пыли, от которой моментально защипало в носу и захотелось плакать. Но я лишь мужественно шмыгала носом, старательно сдерживая атаку бабства. Не буду реветь, не буду! Не дождетесь ни фигушечки!