Пришлось бедняге опять заработать. И впитывать, поглощать до тошноты грамматику немецкого языка. Выбрали, дамы, интенсивный курс обучения – теперь не нойте.
К концу очередного занятия наши с Сашей лица приобрели одинаковое выражение: «Созерцание собственного пупка» это называется.
Герр Шольц, наш преподаватель, не мог не обратить внимания на сие великолепие.
– Так, милые дамы, я вижу, что на сегодня уже достаточно, – наш герр очень хорошо говорил по-русски, лишь легкий акцент выдавал в нем немца. В социалистической Германии Шольц работал учителем русского языка в школе. – Надеюсь, все, о чем мы с вами говорили сегодня, задержится в ваших очаровательных головках.
– Куда уж нам до вашей головки, – тихо пробурчала я. – Ай!
– Что случилось? – испугался преподаватель.
Саша, только что пнувшая меня под столом, мило улыбнулась:
– Ничего страшного, Анна просто неловко повернулась.
– Ну что же вы так! – взволновался наш гуру. – В вашем положении надо быть очень осторожной! А хотите… – Шольц запнулся, покраснел, затем судорожно вздохнул и выдал: – Анна, давайте вместе пообедаем! У меня больше занятий сегодня нет, и я хотел бы угостить вас прекрасными свиными ножками с капустой.
– Это очень заманчивое предложение, Генрих, – я изо всех сил удерживала внутри бьющийся в конвульсиях хохот, выпустив наружу лишь улыбку, – но, к сожалению, у меня сегодня запланирован еще визит к врачу.
– Да, конечно, я понимаю, – засуетился вспотевший от волнения толстячок. – Извините меня.
– Но за что же? – сдерживаться мне было все труднее, надо срочно покинуть помещение, иначе последствия взрыва будут весьма разрушительными для нежной психики немца. – Я очень признательна вам за приглашение, мы обязательно сходим вместе пообедать, но не сегодня. Хорошо?
– Конечно же! – просиял Шольц.
– Тогда – всего доброго! Увидимся на следующем занятии.
– Ауф видерзеен, Генрих! – мурлыкнула Саша, открывая дверь.
– До свидания, дамы!
Из дома герра Шольца быстрым шагом вышла одетая в светлую куртку женщина. Она осторожно буксировала раздувшийся до чудовищных размеров дирижабль. Вот только наполнен аэростат был не воздухом, а смехом.
Зная, что преподаватель наблюдает за ней из окна, парочка молча двигалась к припаркованному неподалеку автомобилю.
Тихо и интеллигентно матерясь сквозь зубы, женщина в светлой куртке пару минут провозилась, заталкивая дирижабль на заднее сиденье. Затем уселась за руль и газанула с визгом покрышек, к которому добавилось повизгивание с заднего сиденья. Вопреки ожиданиям, дирижабль не взорвался, он выпускал смех постепенно.