Возможно, вы удивитесь, что пойманные кони так быстро подчиняются человеку. Это достигается следующим образом: никаких громких выкриков, никакой ругани, никакого рукоприкладства и жестокости по отношению к животному. Не должно быть ни суматохи, ни шума – разве что топот копыт бегущих лошадей. Индеец не производит так много шума, как думает большинство белых. Он делает своё дело тихо и с достоинством. Не создавать шума – первая заповедь охотника. Если каждый начнет кричать и шуметь, то любая лошадь, будь она дикая или объезженная, испугается криков и брани, и не выйдет ничего, кроме неприятностей. Кстати, в языке Лакотов вообще нет бранных слов, и потому мы никогда не сквернословили. Но я никогда не видел, чтобы белые делали подобную работу без самых жутких ругательств в адрес бедных животных. Белый человек, похоже, никогда не научится достойно пользоваться своим языком.
Кроме того, индейцы никогда не использовали раскалённого железа, чтобы метить своих животных – белые называют это клеймением скота. Когда мы в первый раз увидели эту процедуру, она вызвала у нас ужас и отвращение. Ужасное зрелище – три-четыре человека, сидящие на беспомощном животном и держащие раскалённое железо на его дрожащем теле, пока не послышится запах палёного мяса. В те времена у нас не было общества защиты животных, но мы были достаточно милосердны и не раз бывали потрясены вещами, которые белые люди говорили и делали.
Когда охотники возвращались в лагерь, диких лошадей спутывали и отпускали. Правую переднюю ногу связывали с левой задней, а левую переднюю – с правой задней. Это не доставляло лошади особого неудобства, но лишало её возможности брыкаться передними ногами и лягаться задними.
Следующий этап – показать животному, что ему не угрожает никакая опасность. Мы гладили его уши, гриву, спину, затем накидывали на него узду и уговаривали идти. Я видел, как мой отец объезжал множество лошадей. Именно он учил меня, что нельзя применять насилие и жестокость ни к одному животному, независимо от его размеров.
Чем больше силы ты применяешь, тем больше оно сопротивляется. Таким образом, я понял, что насилие неразумно в этом деле. Когда я вырос, а моего отца уже не было в живых, я содержал ферму, где вырастил и объездил много лошадей, и при этом я никогда не забывал то, чему он учил меня.
Все индейские мальчики очень хорошие наездники. Но мы старались обучиться и кое-чему более сложному, чем просто сидеть на лошади. Мы представляли, что участвуем в сражении, и придумывали ситуации, которые могли бы там произойти, и как с ними справиться. Это способствовало развитию ловкости и отваги. Перед лицом врага мы должны были быть как можно менее уязвимыми. Если воин просто прямо сидит на лошади, то он – прекрасная мишень для врага. Мы же практиковали различные манёвры на полном скаку. Некоторые из нас, умели на полном скаку спрыгивать с коня и вскакивать обратно. За подобными тренировками с интересом наблюдали все остальные. Представляя себе, что мы скачем навстречу противнику, мы свешивались со спины лошади в противоположную сторону, держась за неё с помощью одного колена – при этом голова и тело были недосягаемы для «врага». После долгой практики мы могли производить этот трюк на большой скорости и доходили до такого мастерства, что «врагу» была видна только ступня.