– Ты не был у меня вчера, предводитель женихов! – капризно отчитала она Сосандра. – Мой дом без тебя и друзей твоих оскудел мудростью. Только и слышала всю ночь от этих юнцов: «Опия, пощади, от любви впадаем в горячку!» Тебе не жалко меня?
– Себя жалко, – ответил художник. – Ведь кто, как не я, потерял лишний миг видеть красавицу и наслаждаться ясностью ее ума! Ты вошла, и следом Гелиос выкатывает на своей колеснице!
Лог посмотрел в окно. Восток был багряным, солнечным, казалось, дотронься до него, и он брызнет алым.
Опия тоже глядела на восток. Вдруг большие зрачки ее сузились, ресницы задрожали. Выглянуло солнце.
– Знаешь, Сосандр, что предсказал Дельфийский оракул эллинам? – прищурясь, но не отводя глаз от встающего светила, спросила Опия.
– Передавали. – Художник нахмурился. – Как далека она, родина, особенно в час беды. Но мы придем умереть за нее, распустив паруса наших триер.
– Да. – Опия кивнула. – Как не услышать ее голос, если она слышит наш. Кто еще пришлет в Ольвию кипарисы прекрасного Крита, сирийский ладан и сладкие, как сон, изюм и фиги из Родоса?
Очнувшись от долгого раздумья, Астидамант стукнул по столешнице кружкой.
– Добавь! – насмешливо крикнул он. – Чесотку из Фракии, трусов-наемников из Аркадии, а тучи кораблей, наполненных лживыми обещаниями, сами приплывут из богоживущих Афин!
– Ты зачем проснулся? – Опия повернула к поэту тонкое лицо. – Лучше бы спал. Женщине нельзя увидеть в мужчине не воина. Мы слабые, наверное, потому возвращаем утерянное с великим трудом, да и то не всегда, не как вы – носящие оружие. А потерять Афины!.. Кто, как не вы, отстоите их, а придется – вернете нам: сестрам и матерям ваших детей. Страшное настает время.
Между тем гости разошлись, ушли, так и не окончив спора, философ с зодчим. Они остались вчетвером, да еще прибирающие помещение слуги. Солнце вовсю светило над Ольвией – городом богатым и счастливым. Никто ничего не говорил, все молчали, думая о своем. Лог крепился, но то, что хотелось ему высказать и что, как ему казалось, могло бы успокоить новых друзей, никак не покидало головы.
– Друг Сосандр, – решившись, заговорил он. – Я не знаю, но вижу – вы тоже не знаете, что за беду предсказал вам оракул. Не всему, говорю вам, верьте.
– Как? – впервые и возмущенно глянула на него Опия. – Не верить пифии?
– Успокойся, Опия, – попросил Астидамант. – Разве в доме Сосандра уже нельзя говорить свое?
– Ты, друг Лог, хочешь сказать… – начал было художник, но мастер, горячась, продолжал:
– Мы люди степей, слушаем своих предсказателей, но тут же сами и смотрим. Они выкладывают судьбу, глядя на ивовые прутья, кору или баранью лопатку. Ты рядом, видишь, как они легли, что пророчат. Мы с детства привыкли к такому и кое-что понимаем сами. Тут главное – предсказатели. Они безгрешны, не берут в рот вина, голова их ясна. Но как можно верить женщине, сидящей над расселиной в земле, откуда из горла дракона идет ядовитый пар и отравляет голову? Пифия ваша говорит без ума, как опившийся крепкого зелья. Мы хоть и живем далеко в степях, но знаем и про это.