– Яй-яй! Мой язык совсем дурной! – испуганно прокричала Ледия. – Нельзя умереть! Я уже есть много-много несчастья, не надо погубить душа. Скоро Ниневия. Сам дашь.
Больной бредил. Говорил долго и путано, говорил слова жуткие. Потом речь его стала совсем бессвязной. Он, казалось, уснул. Но это был не сон, скорее обморок. Девушка испугалась его неживого вида, стала трясти, но хромой не высказывал жизни, только отвисшая челюсть болталась, постукивая от встряхиваний зубами. Ледия вскрикнула. Ужас подступил к ее сердцу, сжал и выжал из него кровь. Девушка побледнела. Мечта о родной земле, до которой они почти добралась после долгих лет скитаний, до которой подать рукой, стоит только въехать в пески Эдема, земля эта снова погибла для нее. Богатая, она могла бы купить караван верблюдов, нанять охрану из быстрых всадников и появиться в Нубии со щедрым товаром, свободной и счастливой. Теперь же всего этого не будет. Хромой, пообещавший за показ дороги свободу и золото, умирает. Что станется с ней? Свобода? Но разве это свобода, если рядом лежит то, что нельзя взять, что действительно сделало бы ее независимой. Значит, снова ее схватят на дороге, беззащитную чужеземку, снова рабство и чужие стылые края?
В отчаянье сорвала она фальшивую бородку и усы, вскочила на ноги. Закусив губу, соображала быстро и смело. Еще раз встряхнув сармата, она бросилась в сторону дороги, мало надеясь встретить кого-нибудь, не зная, что принесет встреча, но бежала к ней, будто опаздывала.
Нубийка стояла на дороге, и дорога в сумерках гляделась сиреневой от покрывшей ее красой пыли. Отдельные купы редких деревьев и кустарников пугали сплошными черными пятнами. Ночная птица распорола недвижный воздух и упала в жесткую траву. Жалобно заверещал в когтях какой-то зверек, и все снова стихло. Ледия села на обочину, опустила подбородок на колени. От дороги пахло нагретой пылью, щекотало ноздри. Девушка сидела долго, пока ей не почудилось отдаленное постукивание телеги. Она вскочила и пошла навстречу звуку. Скоро показалась одноконная повозка. Увидев на дороге человеческую фигуру, двое соскочили с нее, в руках блеснули мечи.
– Я нет грабить! – горячо взмолилась нубийка на ломаном сарматском языке. Она стащила шапочку и скрученные в узел волосы сползли с макушки, упали на плечи.
– Это девушка! – шепнул один другому. – Как она странно говорит, отец. Язык какой-то… Выведай, чего ей надо, ведь ты толмач.
– Погоди-ка верещать, Азгур. – Отец отстранил юношу, бросил меч в повозку и пошел к нубийке.
– Я понял тебя, – сказал он.