— У нас остается не больше пятнадцати минут, Джон.
— Знаю, — шепчу я раздраженно. Я быстро теряю надежду.
Мы делаем еще один поворот, быстро идем по наклонному коридору и попадаем в то самое место, которого я больше всего боялся: это зал с камерами для заключенных. Сэм останавливается на полушаге, крепко держа меня за руку, так что я тоже останавливаюсь. Двадцать — тридцать могадорцев охраняют больше сорока камер, которые выстроены в ряд и закрыты тяжелыми стальными дверями. Перед каждой дверью электрическими разрядами пульсирует голубое силовое поле.
— Посмотри на эти камеры, — говорит Сэм. Я знаю, что он думает о своем отце.
— Подожди-ка, — говорю я. Меня вдруг озаряет. Это так очевидно.
— Что? — спрашивает Сэм.
— Я знаю, где Ларец, — говорю я.
— Ты серьезно?
— Какой же я дурак, — шепчу я. — Сэм, если бы во всей этой чертовой дыре ты бы мог выбрать единственное место, куда бы при любых обстоятельствах отказался пойти, то что бы ты выбрал?
— Логово с воющими чудовищами, — без заминки отвечает он.
— Точно, — говорю я. — Пошли.
Я веду его назад по коридору, который идет к центру пещеры. Но мы еще рядом с камерами, когда лязгает дверь, и Сэм останавливает меня, дергая за руку.
— Смотри, — говорит он.
Дверь в ближнюю к нам камеру распахнута. В нее входят двое охранников. В течение десяти секунд они что-то злобно говорят на своем языке, а потом под руки выводят бледного изнуренного мужчину. Ему под тридцать, и он так слаб, что ему даже трудно идти. Рука Сэма напрягается, когда охранники толкают узника. Один из них открывает другую дверь, и все трое исчезают за ней.
— Кого они там держат? — спрашивает Сэм, когда я тяну его за собой.
— Нам надо идти, Сэм, — говорю я. — У нас нет времени.
— Они пытают людей, Джон, — говорит он, когда мы наконец добираемся до центрального улья. — Человеческие существа.
— Я знаю, — говорю я, оглядывая огромное помещение в поисках кратчайшего пути вниз. Повсюду могадорцы, но я уже так привык ходить мимо них, что они меня больше не тревожат. К тому же что-то мне говорит, что очень скоро я столкнусь с чем-то гораздо более страшным, чем скауты и солдаты.
— Людей, у которых остались семьи. И семьи даже не знают, куда они исчезли, — шепчет Сэм.
— Я знаю, знаю, — говорю я. — Идем. Поговорим об этом, когда выберемся отсюда. Может, Шестая что-нибудь придумает.
Мы бежим по спиральному карнизу и начинаем спускаться по высокой приставной лестнице, но сразу понимаем, что это практически невозможно, когда один внизу, а другой вверху, и при этом приходится держаться за руки. Я смотрю вниз. Еще высоко.