Так я и иду вперед, пока не вижу круглый куст, выступающий на снегу. Я бегу к нему и поначалу даже не вижу того, что должна была бы заметить в первую очередь: снег у входа в пещеру затоптан и разбросан. Но когда я подхожу ко входу, то сразу понимаю: произошло что-то ужасное.
С юга от города до самой пещеры по склону тянется идеально прямая дорожка следов — вдвое больше моих. У входа натоптано. Я нервничаю, уверенная, что упускаю что-то очень важное. И тут меня осеняет. Следы — они идут в пещеру, но не выходят из нее.
Кто бы это ни был, он еще внутри.
«Они здесь! — думаю я. — После стольких лет могадорцы наконец пришли!»
Я поворачиваюсь так быстро, что поскальзываюсь и падаю в снег. Я быстро ползу вниз по склону, мои ноги путаются в одеяле. К глазам подступают слезы. Сердце колотится. Мне удается встать, и я бегу со всех ног. Я даже не оборачиваюсь посмотреть, преследуют ли меня, и бегу по тому же снежному склону, по которому поднялась. Я двигаюсь так быстро, что почти не замечаю, когда ноги куда-то проваливаются. Деревья внизу начинают сливаться в одно пятно, как и облака надо мной. Я чувствую, как за плечами развевается мое одеяло, хлопая на ветру, словно накидка какого-нибудь супергероя. Один раз я оступаюсь и съезжаю, но тут же встаю и снова бегу, перепрыгиваю через верблюжий горб и, приземляясь, опять падаю. Наконец я пробегаю мимо берез и добираюсь до монастыря. Подъем к пещере занял двадцать пять минут, а спуск — меньше пяти. Как и способность дышать под водой, Наследие со сверхскоростью проявляется, когда я в нем нуждаюсь.
Я отвязываю с шеи одеяло, врываюсь в двойные двери и слышу гомон из столовой — идет обед. Я спешу вверх по винтовой лестнице и по узкому коридору, зная, что сегодня Аделине выпал воскресный выходной. Я вхожу в открытую спальню сестер. Аделина царственно восседает на одном из двух высоких черных кресел. На коленях у нее лежит Библия, которую она при виде меня закрывает.
— Почему ты не на обеде? — спрашивает она.
— Кажется, они здесь, — говорю я запыхавшимся голосом, мои руки сильно трясутся. Я наклоняюсь и упираюсь ими в колени.
— Кто?
— Ты знаешь кто! — кричу я. И сквозь сжатые зубы добавляю: — Могадорцы.
Она недоверчиво щурит глаза.
— Где?
— Я пошла в пещеру…
— В какую пещеру? — перебивает она.
— Да какая разница! Около нее были следы от ботинок, огромные следы…
— Постой, Марина. Следы ботинок у пещеры?
— Да, — говорю я.
Она ухмыляется, и я тут же понимаю: приходить к ней было ошибкой. Я должна была догадаться, что она мне не поверит. И вот теперь я стою перед ней, чувствуя себя глупой и уязвленной. Я выпрямляюсь. Я не знаю, куда мне девать руки.