Вдруг я замечаю, что над головой Габби промелькнуло что-то белое. У меня уходит секунда, чтобы понять: это Элла. Она спрыгнула из лаза прямо на плечи Габби. Габби пытается сбросить ее. Когда ей удается схватить Эллу, она швыряет ее об пол с таким страшным стуком, какого я никогда не слышала.
— Нет! — кричу я и изо всей силы бью Габби в грудь. Ее ноги отрываются от пола, и она врезается в стену, выбивая из нее известковую пыль.
Элла лежит на спине, она стонет и корчится от боли. Я замечаю, что ее правая нога совсем не двигается. Я опускаюсь перед ней на колени, задираю ее ночную рубашку и вижу, что чуть ниже колена торчит острая белая кость. Я не знаю, что делать. Я кладу руку ей на плечо и пытаюсь утешить, но ей так больно, что, кроме боли, она ничего не чувствует.
— Я здесь, Элла, — говорю я. — Я рядом с тобой, и все будет хорошо.
Она открывает глаза и умоляюще смотрит на меня. Тут я вижу, что случилось с ее правой рукой. Вся кисть переломана и искорежена, между указательным и средним пальцами сочится кровь. Ее талант.
— О боже, Элла. Прости, — всхлипываю я. — Прости меня.
Она только плачет. Я начинаю покрываться потом. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой беспомощной.
— Старайся не шевелиться, — говорю я, понимая всю бесполезность просьбы. До ближайшей больницы полчаса езды. За это время она умрет от боли.
Она начинает ритмично покачиваться из стороны в сторону. Я подношу свои трясущиеся руки к торчащей из ее ноги кости и не знаю, что нужно делать: пережать ногу или попытаться вправить кость под кожу. Я решаю пережать. И как только мои пальцы касаются ее кожи, она вздрагивает, делая резкий вдох. У меня вверх по позвоночнику идет ледяное покалывание — ощущение, очень похожее на то, что я испытывала, когда возвращала к жизни цветок в компьютерной комнате. И это ощущение расходится теперь по всему телу. Возможно ли, что моя способность излечивать растения распространяется и на людей? Элла перестает плакать и начинает учащенно дышать, ее маленькая грудь вздымается и опадает, вздымается и опадает. Ледяной холод концентрируется в моих ладонях и источается с кончиков пальцев.
— Я думаю, я думаю, что смогу тебя починить.
Ее грудь продолжает вздыматься и опускаться с ненормальной скоростью, но лицо становится умиротворенным и отрешенным. Мне страшно, но я кладу ладони на торчащую кость, чувствуя ее острый зазубренный край. И кость начинает быстро уходить под кожу. Рана перестает быть красно-белой и обретает нормальный цвет кожи. Я вижу, как кость в ноге шевелится, обломки соединяются, и она становится на место. Меня изумляет то, что я сделала. Наверное, это пока самое важное из моих Наследий.