Мамаши не сразу нашлись, что ответить, а некоторые, не слишком сильные духом, повернули коляски и покатили на соседнюю дорожку, подальше от греха и от касок – уж больно начальственный тон был у Митрофановой.
– Пошли, Кать. Хватит уже.
Волоча лешего на ошейнике – он был настолько слаб, что его покачивало ветром из стороны в сторону, – Митрофанова промаршировала мимо оставшихся колясок к подъезду.
– Фу ты, черт, – пробормотал Береговой себе под нос. – Намордник действительно придется купить!
– Ну, конечно. Подумаешь, намордник!
В обычный лифт они не вошли, пришлось ждать грузового, который долго не приходил, где-то наверху что-то разгружали, грохотали на весь подъезд.
– У вас кругом ремонт, да, Володь?
Он покосился на нее. Вернее, его непонимание покосилось.
Непонимание: «Она просто так спрашивает или выражает неудовольствие, что он живет в столь неустроенном месте?.. Она сама живет в тихом центре небось в тех местах и не бывает подобного никогда! Ты должен дать ей понять, что очень благодарен за поддержку и ничего от нее не ждешь. Понял?»
– Как ты ловко, про каски-то!..
– В таких случаях лучшая защита – нападение. Меня Анна Иосифовна когда-то этому научила. Если люди говорят или делают глупости, да еще при том агрессивны, лучше всего на них действует начальственный тон. Они сразу сдаются.
– Тебе виднее, – отозвалась робость Берегового.
Робость: «Конечно, начальственный тон! Она и есть начальник! Не имеет значения, что она сейчас ждет с тобой грузового лифта. Ничего тебе не светит – в смысле попы и кружевных чулок, которые ты видел сегодня в прорехе порванной юбки! Остынь».
В квартире гулял сквозняк и висела пыль от стройки, грохотавшей под стеной дома. Он вообще-то старался окна пореже открывать, но, когда такая жара, в этом бетонном мешке свариться можно, вот и приходится выбирать: или пыль столбом, или температура экваториальная, Африка в новостройке.
– Ну, проходи, – сказал Береговой своей собаке. – Мы с тобой теперь здесь будем жить. Не дворец, но лучше, чем на улице.
Это было сказано специально для Митрофановой.
Она скинула туфли и, волоча упиравшегося лешего, прошла в комнату.
Она была здесь один-единственный раз, когда Мане Поливановой и Алексу Шан-Гирею зачем-то срочно понадобился Береговой, они поехали и ее с собой потащили, и с той поры здесь почти ничего не изменилось.
Пусто, голо, неуютно.
Добавились книжные полки, занимавшие всю стену, – толстые темные доски на алюминиевых стойках. Книг на них пока маловато, а те, что есть, Митрофанова специально посмотрела, в основном по математике и программированию. Еще Борис Акунин, очень много, и Маня Поливанова – одна книженция.