Но Крис не улыбается. А все потому, что, покуда он выскребает остатки клейкого пудинга из фарфоровой чашки, я объявляю, что с воскресенья здесь будет жить Энди. Время для сообщения не совсем удачное, но после дискуссии с Бабс я чувствую себя немного смелее. К тому же теперь я знаю наверняка, что ничего не получу ко Дню святого Валентина, и, раз уж я скатываюсь вниз, то можно смело падать на самое дно.
— Энди? Что еще за хрен? — спрашивает Крис.
— Брат Бабс. И решение тут исключительно деловое, — блею я, хотя внутренне вся дрожу. — Он поживет буквально пару месяцев. Пока не выедут его собственные жильцы, — добавляю я. — У него своя квартира в Пимлико. Да он нормальный парень, разве что немного скучноватый. Дело в том, что мне нужны деньги, и я… в долгу перед Бабс.
— Понятно, — говорит Крис ничего не выражающим тоном. Затем отодвигает от себя чашку и зажигает сигарету. Мне он пачку не предлагает, так что приходится воспользоваться своей.
— И чем же этот чувачок занимается?
— Я точно не знаю. Раньше занимался финансами.
Крис хрюкает. Прочесть подтекст не составляет большого труда: «типичная капиталистическая свинья».
— Ты… мы… были у него на дне рождения в мексиканском ресторане, на караоке, помнишь?
Крис презрительно выпускает из носа струю дыма.
Я стряхиваю пепел в серебряную пепельницу, купленную в «Хилз»,[40] и размышляю над тем, как бы отказать Энди. Мне не хочется расстраивать Криса, но точно так же мне не хочется обижать Бабс. Я уже практически готова попросить прощения за свою глупость, когда Крис вдруг поднимается из-за стола со словами:
— Мне пора.
— Ты уходишь?
— А что? — говорит он, да еще таким тоном, от которого зачах бы целый лес.
— Нет-нет, — заикаюсь я. — Ничего.
— Хочу, чтобы ты знала, принцесса, — отрезает он уже на выходе. — Не надо мне мозги пудрить. Capisce?[41]
Никто никогда раньше не говорил мне «capisce», и потому меня охватывает восторг: пусть даже мещанский и глупый. Который вовсе не исключает того, что после ухода Криса я сажусь за стол и горько плачу: из-за своей неуклюжей бестактности, пропавшего ужина, впустую потраченных усилий, безрадостных перспектив на День святого Валентина, моей неспособности сделать нормально хоть что-нибудь так, как нужно. Однако в десять минут первого, когда я перестаю жаловаться на саму себя, до меня вдруг доходит, что впервые в жизни меня обвинили в том, что я «пудрю» мозги. И неважно, что я промокла от слез, — в этот момент я не могу не испытывать, пусть маленького, но все же чувства гордости.