протягивала мне руку дружбы, а я ее отклонила. Улыбаюсь подобающе ситуации.
— Франни! Я так рада тебя видеть! Познакомься — это Робби, ма-а-аленький дружок Энди. А это Франни…
— Близкая подруга сестры Энди, — перебивает Франни.
Робби протягивает ей руку. Он еще не знает, что Франни считает рукопожатие «чисто мужской твердыней», а потому довела свое до такого совершенства, которым можно дробить камень. В ужасе наблюдаю за происходящим. Кому-то сейчас явно не поздоровится. Наконец Робби скрипит: «Все, сдаюсь!», а Франни хихикает.
— Кому принести выпить? — спрашиваю я, вздыхая с облегчением.
— Мне пинту пива, пожалуйста, — говорит Франни.
— А мне белого вина с лимонадом, — улыбается Робби.
Оставляю их наедине и направляюсь к бару.
— Натали. — Энди преграждает мне путь.
— Энди, — отвечаю я, изо всех сил изображая вежливость.
Он берет меня за руку и отводит в коридор.
— Послушай, — шепчет он. — Я никуда тебя не отпущу, пока ты не скажешь мне, что происходит. Мы с тобой не виделись — сколько? — уже несколько лет, и мне кажется, ты на меня злишься. А за что — не могу понять. Что я такого сделал? Это как-то связано с тем, что я говорил в машине? Или с Большим Тони?
Энди пытается обработать меня с помощью своей знаменитой улыбки, которая наверняка творит чудеса с его матерью или секретаршей, но мне лично сейчас хочется треснуть его как следует.
— Нет, — отвечаю я сухо. — Никакой связи с Тони. Абсолютно.
— Натали! — В его голосе появляются серьезные нотки. — Что бы там ни было, я готов это выслушать.
«Да не стараюсь я пощадить твои чувства, — буквально воплю я про себя. — Я хочу пощадить свои». Все мои внутренности выворачиваются наизнанку, и я выдавливаю из себя:
— Не бери в голову, хорошо? С днем рождения. В смысле, с возвращением домой. Я рада, что мы снова увиделись.
— И что, никакого приветственного поцелуя? — нагло намекает он.
— Я бы с радостью, но у меня на подбородке огромная гниющая короста, — парирую я. — Боюсь тебя заразить.
— Очень жаль, — вздыхает Энди.
Я изящно переступаю через его ногу и спешу к бару.
Первые же слова, которые я слышу, вернувшись на свою первоначальную позицию: «Балетный пуант — это не что иное, как фаллос». Вся напрягаюсь. Балет — еще один смертный грех, в котором меня постоянно обвиняет Фанни.
— Надо же, а я и не подозревал, — говорит Робби. — Выходит, поэтому моя мама так помешана на балете?
Перестаю дышать. Франни взрывается хохотом.
— Вы, как я слышал, эксперт в этом деле. Что вы об этом думаете? — обращается ко мне Робби.
Очень осторожно отвечаю:
— Я понимаю, что хочет сказать Франни. Классический балет