Но до красот пейзажа никому не было дела: во-первых, из-за его повседневной привычности, во-вторых, из-за огрубленной приземленности натур гаишников, а в-третьих, из-за чрезвычайных событий, которые произошли в коллективе смены.
Смена — единый организм, пальцы на руке, которые обязаны действовать заодно, тогда в нужный момент мгновенно сложится могучий кулак. А сегодня один палец восстал против других, да еще с оружием, да еще искалечил бедного Кабана, которому теперь целый месяц ходить с зашинированной челюстью, не разговаривать, не целоваться, не есть шашлык, только сосать суп через соломинку да регулярно посещать рентгенкабинет — контрольные снимки делать.
Капитан Смирнов с каменным лицом сфинкса восседает в кресле на колесиках за своим столом; младший лейтенант Гришин индифферентно приткнулся рядом на табурете; в углу, на неудобном стуле для посетителей, горбится и бросает испепеляющие взгляды обиженный морально лейтенант Сидорчук, а напротив, глядя в стертый пол, кособочится пострадавший физически сержант Вепрев с разбитыми губами и распухшим лицом. Причинителю вреда сержанту Колтунову сидячего места не нашлось — так и стоит у входа, словно подсудимый перед строгим трибуналом. Но ему на это плевать. И то, что он один против всей смены — ему тоже плевать. Даже то, что задание под угрозой — тоже плевать. В конце концов, он согласился в говне купаться, но чтобы говно есть — договора не было!
— Давай, Николай, рассказывай, как дело было! — приказал Смирнов.
— Да все нормально шло! — вскинулся Сидорчук. — Приехали на ДТП, работаем, а Американец стал орать, как припадочный, за автомат схватился, шмальнул в воздух, вон Ваньку разделал, как орех!
Вепрев, не поднимая глаз, кивнул и тут же поморщился от боли.
— А с чего это он так? — испытующе прищурился командир. — Сергей вроде парень нормальный. Чего орать стал, стрелять?
— Не знаю, — буркнул Сидорчук и отвернулся. — У него спросите!
— И спросим, — капитан повернулся к Колтунову. — Что такое там случилось, Серега?
Кровь ударила сержанту в лицо.
— Да то! Один пострадавшего грабит, а второй на бессознательную девушку залез! — закричал он, не в силах сдерживаться. — Я гаишник, а не шакал, не мародер и не насильник! А если вы шакалы, то я подам рапорт о переводе на другой пост! С животными мне не по пути!
Южный контрольный пост ГАИ видел и слышал всякое. Но сейчас в помещении наступила мертвая тишина. Один палец продолжал переть против остальных. И ясно, что выход один — его следует ампутировать.
— Ну, ты это, полегче, — Гришин скрипнул табуреткой.