Когда трое сорвались – Муравьев-Апостол, Рылеев, Каховский, – среди осужденных на каторгу послышались стоны.
Кто-то крикнул:
– Дважды не вешают!
И звонкий голос Рылеева:
– Я счастлив, что дважды за Отечество умираю! Генерал-адъютант Чернышев гарцевал на коне… Лопарев не помнил, как отводил его жандарм в Секретный Дом.
Двери тринадцатой камеры захлопнулись, как крышка гроба…
И опять потянулись дни и ночи… Теперь узнику не подавали в окошечко бумагу с гербом и заголовком и голоса. призраков не поднимали с постели.
Позднее, когда погнали этапом в Сибирь на каторгу, Лопарев подсчитал, что провел в Секретном Доме после объявления приговора девятьсот девяносто один день!…
Тяжкая, тяжкая ночь легла над Россией. Неужели на веки вечные?
Лопарев вылез из-под телеги. Вечерело. Солнце закатилось, но было еще светло.
Возле старой изогнувшейся березы, у тлеющего костра, сидела на пне Ефимия, невестка старца, в длинной льняной юбке, закрывающей ноги, в бордовой кофте, с рукавами до запястья, в неизменном черном платке, повязанном до бровей. На коленях у нее лежала раскрытая Библия. У костра возился мальчонка лет пяти, белоголовый, щекастый, в холщовой рубахе до пят. На тагане висел прокоптелый котелок. В трех шагах от костра темнело еще одно пепелище, с печуркой, чугунами и глиняными кринками. Поодаль – еще одна телега с поднятыми оглоблями, со сбруей.
Ефимия до того углубилась в чтение Библии, что не слышала, как выполз из своего убежища Лопарев.
Мальчонка вытаращил глаза на незнакомого дядю и заревел, ухватившись за подол матери.
– Барин! – ахнула Ефимия, закрыв Библию и схватив сына на руки.
Лопарев удивился:
– Чего так испугались? Я не зверь.
– Нельзя вам выходить, барин, – промолвила Ефимия, поднимаясь и пятясь к толстой березе. – Батюшка Филарет наказал, чтоб вы таились под телегой.
– Батюшка Филарет? – Лопарев не знал такого.
– Старец общины.
– Тот старик, с которым я разговаривал?
– Если что надо, барин, подайте голос. Я буду всегда тут, поблизости. Вода вон в берестяной посуде возле телеги. Прокипяченная и остуженная. Ужин сготовила вам, только… спрячьтесь под телегу.
– От кого мне прятаться? Здесь же нет жандармов или казаков?
– Упаси бог!
– Чего же мне прятаться?
– Так повелел батюшка Филарет. Чтоб никто из общины не смел зрить вас, разговор вести.
– Почему?
– Верование ваше чуждо. Анчихристово.
– Да ведь вся Русь православная!
– Не вся, не вся! – поспешно открестилась Ефимия, прижимая сына лицом к груди. – Есть на святой Руси праведники. Есть! Хоть малым числом, да блюдут святость старой веры.