Они отдыхали, лежа в обнимку и тихонько поглаживая друг друга. Леночка открыла глаза и посмотрела на часы:
- Ого, уже скоро восемь! Пора нам одеваться, любимый: Тем более, что-то мне холодно, даже знобит.
- Да у тебя ведь температура! Точно.
- У меня уже две недели вечером температура поднимается, и ничего страшного.
- Как ничего страшного? Прошу тебя, сходи завтра же к врачу. Нельзя так оставлять?
- Какой ты у меня заботливый: Да ничего особенного, я уверена. Ну, хорошо, раз ты хочешь:
За ужинам они, кажется, даже ни разу не посмотрели друг на друга, будто по взглядам можно было бы доказать их интимную близость. Мать Леночки ничего не замечала или, по крайней мере, делала такой вид.
Так закончился первый из шести дней.
3.
А следующим утром он застал в гостиной врача со скорой и узнал, что у Леночки с утра температура подскочила до сорока, и ее увозят в больницу. И ее увезли сначала в инфекционное отделение, а потом, в тот же день - в гематологию. Когда в два часа он пришел к ней в больницу, ее уже начали лечить.
- Острый лейкоз, миелобластный. Очень тяжелое течение.
Лечащий врач была в белоснежном халате, в очках и с фонендоскопом на шее все как полагается, как по-настоящему. Но ему казалось, что все это происходит не с ним.
- Скажите, - он говорил с трудом, - она умрет?
- Мы сделаем все, чтобы этого не случилось, - врач даже не улыбнулась.
Такой ответ звучал как приговор. Ваня вышел из ординаторской и побрел по коридору. В коридоре стоял преподаватель, уже довольно пожилой, с группой студентов. Он объяснял:
- :переродившиеся бластные клетки - это "хилое отродье". Химиотерапия не может убить здоровые клетки, а бласты погибают, потому что не обладают достаточной жизнестойкостью:
Ваня услышал этот кусок фразы краем уха, услышал то, что хотел услышать, и надежда снова возродилась в нем.
Но "хилое отродье" все-таки оказалось сильнее.
Прошло еще три дня. Он каждый день ходил в больницу и просиживал с ней часами. Мать ее даже не пыталась возражать. Леночка лежала совершенно неподвижно, изнуренная тяжелой болезнью и лечением. Она следила за ним от двери до кровати только глазами. Она очень изменилась - до неузнаваемости. Черты лица заострились, кожа приобрела какой-то нелепый бледно-желтый оттенок, волосы целыми пластами оставались на подушке, стоило ей только повернуть головой: Ее непрерывно тошнило и довольно часто рвало. Руки, грудь, живот, шея и даже лицо были в какой-то синюшной мелкопятнистой сыпи. Изменилось все, даже прекрасные серые глаза. Особенно глаза: