От него самого потребовались кровь и семя. Ради последнего пришлось ублажить грязную старуху, но, когда держишь удачу за хвост, то и море по колено, особливо если зажмуриться.
Не прошло и месяца, как зелье было изготовлено. Дик по уговору отдал свою золотую цепь – подарок матери – и получил взамен ароматный горшочек. «Как вдохнет девка этот запах, – посулила ведьма, – в глазах у нее помутится, кровь загорится, ноги подломятся, разум ее покинет, и думать она будет только о тебе. День и ночь. А на прочих настой никак не подействует – чисто благовоние заморское».
Юноша умастил лоб и шею и стал поджидать случай. Уже на следующий день ему повезло снять королеву с коня. Та поначалу застыла в его руках и даже пошатнулась, а потом любезно улыбнулась и удалилась, легко ступая. Позже фрейлина принесла ему шелковую ленту с богатой вышивкой. Пропитав первый знак отличия заветным составом и повязав ленту на шею, паж отправился прислуживать за ужином. Повелительница почти не ела, радовалась пирогу с живыми лягушками, много шутила и смеялась, а потом пожелала танцевать. Не раз и не два сходились они при смене партнеров и кружили ладонь к ладони. Глаза королевы потемнели, а на верхней губе сквозь притирания выступил пот. Ночью Дик лежал без сна, пылая, как костер во тьме, и приговаривал по ведьминому наущению: «Блажною псицей мчи за мною, аминь».
На следующее утро паж принарядился по мере возможности и присоединился к охотникам. Когда капитан стражи поманил его, Дик с готовностью отъехал в сторонку. «Эко ты вымахал, – сказал стражник, поглаживая арбалет, – пора тебе мир посмотреть и себя показать. Вот тебе деньги на дорогу, да письмо к дяде, он сейчас в Лондонском порту грузится. Пойдешь с ним в Вест-Индию. А сюда, парень, тебе лучше год-другой не показываться». Дик вздохнул и, остро чувствуя беззащитной спиной хищный прицел арбалетного болта, порысил навстречу судьбе. Одна дверь закрывается, значит, другая откроется.
* * *
Уже в море, качаясь в гамаке, вывернутый наизнанку, Дик все рассказал дяде Уильяму и посетовал, что не удалось приблизиться к королеве хотя бы еще разок – тогда бы снадобье точно сработало. «Дурак ты, племянничек, – усмехнулся моряк, – но чертовски везучий. Неужто ты и вправду думал, что добрячка Бесс потерпит рядом с собой кого-то, от чьего духу у нее голова кругом и разум отказывает? Неужто ты ждал, что она уступит принуждению? Эх, дурья башка! Все придворные игрища – просто малая потачка слабостям плоти, пустое баловство, а ты по глупости стал для нее искушением. А искушению, парень, нужно противостоять изо всех сил до последнего издыхания, это каждому христианину известно. Потому как искушение – оно от лукавого. Только уступи и будешь пить пепел и жрать угли. Ишь, паскудник, что от безделья затеял, приворотное зелье... так и до отравителя недолго исподлиться. Повезло тебе, что пакость твою не раскрыли, что в каземате не сгноили и глупая голова осталась на плечах. Неужто ты и вправду мечтал податься в дроны с ушами? Да у тебя же море в крови шумит. Погоди, сам услышишь, когда сушу изблюешь. Море, оно ни в жисть не обманет. Убить – убьет, но не обманет».