Графиня вопила как сумасшедшая, наверное её было слышно во всём крыле огромного замка.
Уходя, натягивая платье — которое точно одевалось на голое тело, она сказала:
— Честное слово, я никогда не испытывала такого удовольствия, ни с кем! Ты такой горячий! Такой сильный! После тебя, наверное, я ни с кем уже не смогу получить такого наслаждения. Так бы приковала тебя к себе, и не отпустила бы никуда!
Она ещё раз внимательно осмотрела обнажённого Андрея, лежащего на кровати, и добавила:
— Хорош! Хорош, самец! Узнаю, что мои фрейлины к тебе таскаются — я тебя отравлю! Ты только мой, запомни это!
Она вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь, и оборотень услышал, как она снова материт сторожей у двери, кроя их последними словами за их глупость, подлость, тупость и вообще все прегрешения на свете.
Андрей лежал на постели, расслабленный — разрядка после долгого, очень долго воздержания была такой бурной, что он чуть не раздавил женщину в своих объятьях, забыв о своей силе — скорее всего, на ней остались следы его рук.
То, что она была так потрясена его сексуальными способностями — его не удивило — во-первых он, в сравнении с обычным человеком, был практически неутомим, не задыхался от бурных телодвижений, а во-вторых, и главное — он уже давно заметил, что температура его тела была выше, чем у людей — по его прикидкам она составляла тридцать восемь — тридцать девять градусов, а может и выше, понятное дело, что женщина это сразу ощутила…
Повышенная температура объяснялась просто — повышенная сила, скорость, регенерация, требовали ускорения обмена веществ — потому он так часто и так помногу ел, вызывая удивлённые взгляды своих спутников, потому ему необходимо так часто охотиться по ночам — свежее сырое мясо — источник энергии, источник восполнения его ресурсов, без этого он будет худеть, и похоже — как он думал — даже впасть в спячку.
Так что — подумалось ему — теперь у него может быть новая работа — альфонс. Дамы будут в восторге. Очередь выстроится….
От этих мыслей ему стало смешно, а потом он снова загрустил — всё дальше и дальше он уходил от того Андрея, который попал сюда из земного мира, куда девались его принципы, посыпались взятые на себя обеты, похоже — он всё больше и больше превращался в Зверя…
Оборотень встал с постели, взял рубаху и обтёрся, убирая следы пота графини, залившей его с ног до головы. Помыться было негде и он с неудовольствием бросил смятую рубаху к стене — завтра придётся выходить на люди в чём есть, мятым и в пятнах. Так-то ему было на это наплевать, но червячок тщеславия, который он с удивлением обнаружил в себе, точил его изнутри и требовал, чтобы во время дуэлей монах выглядел эдаким щёголем.