— Амалия Францевна, стесняюсь спросить, а сколько же лет Коле, простите?..
Старуха серьезнеет.
— А вот на этот вопрос, милая, боюсь, не смогу ответить, не соврав. Когда я приехала в Ленинград из Ашхабада, Коля уже был мужчиной в возрасте, и надо сказать, с годами мало поменялся — правда, высох, как мумия, и окончательно почернел, а так все тот же портрет Дориана Грея. Но вы его не бойтесь, он хороший человек, только очень замкнутый. Могу точно сказать только, что из испанцев — тех, которые бежали тогда перед войной в Союз. Раньше работал учителем, а последние годы где-то дает уроки игры на гитаре. И вы знаете, по секрету все же скажу — я думаю, что Коля старше меня, и сильно. Но при этом выглядит несказанно лучше.
Анна только сейчас замечает, с каким кислым лицом юноша Артемий нехотя возит во рту зубной щеткой.
«Бедный Тёмыч! — думает она. — Опять ему никакой собаки. Надо купить два самолета и радиоуправляемую машину. И, может, новый „Плэйстейшн“. Если дадут в кредит».
Тихо в залитую солнцем кухню просачивается большой пятнистый кот, тяжело вспрыгивает на подоконник и, подрагивая хвостом, принимается следить за голубями, топчущимися по подоконнику. Днем становится видно, какая заслуженная биография отражена в нем — куцый обрывок уха, неестественно согнутый кончик сломанного хвоста, морда, покрытая глубокими шрамами, один из которых пересекает глаз.
Анна наклоняется к коту и тихо шепчет в уцелевшее ухо:
— Я не боюсь. Ничего в тебе инфернального нет, так что не смей меня больше запугивать — ты, мерзкий кошачий старикашка.
Кот жмурит глаза, отворачивает бандитскую рожу, в которой при свете дня уже нет ничего человеческого.
Юноша Артемий тайком пробирается к подоконнику с протянутой рукой, воровато оглядываясь на Анну, успеть бы погладить, пока мать не заметила. Она ведь считает, что животные имеют право на личное пространство так же, как и люди. А вот юноша Артемий считает, что у каждого мальчика есть святое право потрогать кота, если удастся поймать, конечно.
* * *
— Артемий, только не смей топать в сапогах в комнату! Сними в прихожей!.. Тёма! Не беси меня! Сам натопчешь — сам будешь убирать!
Анна делает резкий разворот от двери в попытке поймать сына за капюшон пуховика и привлечь к ответственности и почти впечатывается лицом в грудь очень высокого, очень худого мужчины, выходящего из кухни с ковшиком в руках. Шапка съезжает на глаза, пакеты валятся из рук. В ногах мужчины неловко трется четвероногий «бандит и бабник», издавая хриплые вопли, больше похожие на скрежет неисправных тормозов старого троллейбуса.