Урчание сменилось неприятным тонким визгом — словно ржавая игла ввинчивалась в кость.
— Вот как, — с неприятным удивлением произнес музыкант. — Я, кстати, этим больше не занимаюсь, ты забыл?
Варфоломей жалобно и тихо мяукнул, словно все, о чем он просил, — лишь немного жалости.
— Ты думаешь, твоя просьба — это меньшее зло? Или, может быть, ты вообще не считаешь ее злом?
Кот утвердительно склонил голову. Потом упал ничком и застыл — только едва подрагивал хвост. Нищий пристально всмотрелся в него.
— Прекрати давить на жалость! Не настолько я к тебе привязался, чтобы нарушить ради тебя клятву.
Кот закатил глаза.
— Не ври, от горя ты не умрешь — знаю я ваше племя. Между прочим, мне нужно заплатить. Как ты собираешься это сделать?
Кот поскреб лапой булыжную мостовую и, мяукнув, выразительно глянул на нищего.
— Целый гульден? Где ты возьмешь гульден, чучело?
Тщательно и надменно Варфоломей лизнул правую заднюю лапу — не твое дело, мол.
— Дурак рыжий! — завопил старик и потряс флейтой. — Кому я про свою жизнь рассказывал? Почему ты сам себя губишь?
Столь же тщательно кот обнюхал левую.
— Но ведь я с тобой согласен, — вдруг прошептал музыкант с ужасом. — Окажись я на твоем месте — разве не поступил бы так же? Лишь бы кто-то, живая душа… одна-единственная…
Старик прислушался к себе. Потом поднял голову, поморгал и диковато повел полуслепыми глазами — словно вышел из сумрачного сырого ущелья на свет божий.
— Черт с тобой, по рукам. Только позаботься о себе — замажь уши речной глиной.
— Мяу! — сказал кот с облегчением. Почти благодарно.
— Давай, дуй за своим гульденом. Плата вперед — на слово я давно никому не верю, сам понимаешь.
На следующее утро Грета проснулась от непривычного холодка под боком — там, где обычно спал Николай. Пошарив рукой вокруг, Грета открыла глаза, поднялась и с легким беспокойством исследовала любимые углы котенка. Затем места, где он мог укрыться. Затем — те, где не мог… все напрасно. Николай как под землю провалился.
— Матушка! — крикнула Грета в панике. — Николай пропал!
— Чего ты орешь с утра пораньше? — пробурчал недовольный отец. — Кому он нужен, твой шерстяной кисет? Жрать положи — сам придет.
Мать оперлась на локоть и сонно взглянула на дочь запавшими глазами.
— В самом деле, Синеглазка Николай вернется, он просто вышел на улицу. Кстати, закрой дверь, дует…
Похоже, щеколду забыли задвинуть на ночь, дверь приоткрылась… а сквозь узкую щелку вполне мог протиснуться небольшой зверек — мышь или котенок. Грета с сердитым облегчением насупилась, вышла на крыльцо и позвала Николая. Потом обернулась, нехотя прикрыла дверь и, покрикивая: „Кис-кис-кис!“, занялась изучением двора.