– Детские воспоминания самые яркие. – Галло достал кожаный кейс, заглянул в него и захлопнул дверцу. – И, отвечая на твой вопрос, – да, мне неприятно здесь находиться.
Зачем она спросила? Глупо. Какие еще воспоминания могли остаться об отце, тушившем сигареты о спину сына? Такое не забывается.
– Но у тебя был дядя Тед.
Галло кивнул.
– Это меня и спасло. – Он взял ее за руку. – Идем. Что надо, я взял. Я здесь задыхаюсь.
– Но почему ты не нашел для журнала другого места? – спросила Ева, когда они сели в машину и отъехали от автовокзала. – Зачем тебе это нужно?
Он пожал плечами:
– Не знаю. Вероятно, это что-то вроде самоистязания. Может быть, во мне сидит потребность наказать себя за все мои грехи. Или даже за один конкретный грех.
– Какой грех?
– Не собираюсь перед тобой исповедоваться. – Джон бросил взгляд на кожаный портфель, стоявший на полу между ними. – Открой, посмотри. Я хочу, чтобы ты смогла опознать его при необходимости.
Ева расстегнула замок и вынула тонкую, завернутую в ткань книжицу в кожаном переплете. Страницы ее были испещрены аккуратными, четкими значками, вероятно, корейскими иероглифами.
– Но я не знаю, что здесь написано.
– Дело не в записях. Установить подлинность журнала можно по особой отметке внизу шестой страницы. Она сделана зелеными чернилами, почти неотличимыми от синих, которыми сделаны остальные записи. Если не знать этого, заметить почти невозможно.
Ева открыла шестую страницу.
– Вижу. – Она посмотрела на Галло. – Полагаешь, журнал могут подменить?
– Не исключаю. Мне нужно знать, что ты сумеешь идентифицировать улику, если меня не будет рядом.
– А почему тебя… – Она поняла и осеклась. – Думаешь, тебя могут убить?
– Вообще-то я намерен оставаться в живых как можно дольше, но случиться может всякое. А теперь достань свой телефон и сфотографируй обложку и несколько страниц.
Сделав то, о чем ее просили, Ева убрала гроссбух в портфель.
– Что дальше?
– Сейчас мы поедем в мою хижину. Это примерно в семидесяти милях к северу от города. – Галло печально улыбнулся: – Небольшой домишко у озера. И вот с ним у меня связаны только приятные воспоминания. Дядя Тед снимал его, когда приезжал в отпуск, и несколько раз брал меня туда с собой. Потом, уже после расставания с Кином, когда у меня завелись свои деньги, я купил этот домик и прилегающий участок.
– Зачем мы туда едем?
– Я хорошо знаю местность. Кин ее не знает. Блэк тоже.
– Хочешь позвонить Кину и предложить сделку?
– Да, – ответил он после небольшой паузы. – Я позвоню Кину.
«Конечно, нет. Никакой сделки не будет», – поняла Ева. Перед глазами возникло его искаженное яростью лицо, горящие ненавистью глаза… Ей стало не по себе. Но разве она сама не испытывала нечто подобное, когда сталкивалась с бессмысленной жестокостью? И разве не пошла бы на крайние меры, если бы знала, что они необходимы для спасения Кары Кларк?