Товарищ Михаил вид имел озабоченный и даже несколько удручённый. Рассеяно поприветствовав Гринвуда, он, вопреки обыкновению, достаточно плоско пошутил о традициях сна до полудня, более присущих русским барам, нежели спортивным и подтянутым британским джентльменам. Степан сделал вид, что шутки не понял и на полном серьёзе попросил объяснить недоступный его всё ещё сонному разуму русский юмор. В ответ Кольцов поначалу хотел просто отмахнуться от него, но спохватившись, извинился и признал шутку неудачной.
Не желая затягивать игру в непонимание и слепоту, Матвеев наконец-то "обратил внимание" на странное состояние советского "собрата по перу", поинтересовавшись, что же такое гложет "дорогого Михаила" в столь ранний час.
- Мне кажется, сейчас вы походите на моего младшего кузена, которого старшие мальчики не взяли с собой на рыбалку, - с улыбкой резюмировал Степан, и по тому, как скривился собеседник, понял, что попал в цель с первого выстрела.
- Дело в том, тёзка, что как раз сейчас наши доблестные бойцы уже должны идти на штурм Саламанки...
Вдали что-то грохнуло, потом - ещё раз, и ещё. Кольцов замолчал и жадно вслушивался в далёкие звуки боя. На лице его, уже неконтролируемом переключившимся на слух сознанием, проявилась гримаса разочарования и какой-то почти детской обиды .
"Похоже, артподготовка началась, значит приказ всё-таки подписан, и наступление началось, как того и хотел Бармалей - без поддержки с воздуха, и практически без пехоты, только артиллерия и танки, - подумал Матвеев с тоской. Он, будучи полным профаном в военном деле, тем не менее, помнил, пусть и на обывательском уровне, чем заканчивается наступление танковых соединений без пехотного сопровождения в условиях плотной городской застройки. - Боюсь, чуда не случится. Танки будут гореть, а русские мужики в них - умирать".
И такая мука отразилась в этот момент в его взгляде, что Кольцов, встретившись с ним глазами, прекратил прислушиваться к звукам далёкого боя, и участливо спросил:
- Что Майкл, расстроился, что не можешь увидеть всё это? Вот и я расстроился... Согласно приказа командования корпусом, не согласованного, кстати, с Москвой, всем журналистам, и даже мне, - тут Михаил Ефимович как-то странно и недобро усмехнулся, - запрещено находиться вблизи линии фронта... По причине высокой опасности... Перестраховщики! Там, - без малого, - история будущего творится, а мы здесь... - И негромко добавил, по-русски: я ему этого никогда не прощу.
Матвеев сделал вид, что не обратил внимания на в сердцах вырвавшуюся реплику "теневого посла" . Сейчас его больше заботило то, как он, в очередной раз, чуть не прокололся. И снова - из-за собственной беспечности или рассеянности. Ещё Степан задумался: как лучше и незаметнее покинуть эту деревушку? Пока внимание русских сконцентрировано на начавшемся наступлении...