— Подними голову, не бойся. Скажи им, что теперь женщина свободный и равноправный гражданин своей страны, скажи…
Но у Соны стали дергаться губы, слезы навернулась на глаза, и она спрятала лицо на груди у сына. Мальчик снова заплакал.
— Ладно, поехали, — махнул рукой Назар, и когда возница, тряхнув вожжами, тронул лошадь, все-таки не удержался, обернулся и крикнул, как ему казалось, смело и весело: — Не бойтесь, люди! Никогда ничего не бойтесь! Время пришло такое, безбоязненное!
Телега погромыхивала, поскрипывали колеса, копыта глухо ударили в песок. Лошадь шла не ходко, лениво обмахивалась хвостом, отгоняя мух.
Шагая рядом с уполномоченным вслед за телегой, Назар с досадой думал о том, что прощание безрадостным вышло, и Тачмамед не преминет воспользоваться этим. Скажет: новая жизнь несет людям одни только слезы. Эх, надо бы все по-другому сделать. Был бы Казак, он бы поддержал…
— Невесело мы расстались, — произнес Назар со вздохом. — Не так я хотел.
— Ничего, — успокаивая, сказал уполномоченный. — Все хорошо будет.
Голос у него был хриплый, наверное, надорвал, выступая на митинге. И вид усталый. Старая гимнастерка побелела, только под ремешком полевой кожаной сумки темнела полоска.
Назар оглянулся. Но уже не видно было селения, одни только серые корявые кусты саксаула сиротливо пластались по склону.
Ему грустно стало, и он впервые подумал о том, что впереди их ждут не одни только радости, и кто знает, как там все сложится.
Вскоре пески кончились, потянулся такыр — иссохшая глинистая пустошь, плоская, ровная. Копыта стали стучать громче, за скрипучей телегой потянулась пыль.
Вдруг послышался какой-то новый звук — часто-часто рокотало вдали, как-будто новый жернов крутили. Рокот приближался, и Назар стал крутить готовой, желая понять, что бы это значило.
— Смотри, аэроплан, — изумленно, сам не веря, произнес уполномоченный, показывая рукой.
И Назар увидел впереди нечто странное, ни на что не похожее, даже на птицу, потому что не бывает птиц с четырьмя крыльями. Оно летело невысоко, чуть в стороне, и приближалось стремительно, гул нарастал.
— Стой! — закричал Назар не своим голосом. — Стой!
Лошадь остановилась, недовольно затрясла головой, удила зазвенели.
Все молча смотрели на приближающийся аэроплан, даже Сона подняла лицо, и в глазах ее вспыхнул страх.
Схватив уполномоченного за руку и сильно сдавив, Назар спросил, не сводя с аэроплана глаз:
— Там человек, да?
— А вон, смотри, — показал тот. — Видишь — голова?
Какое-то мгновение Назар неподвижно стоял, сжимая его руку, потом сорвался с места, схватил сына и высоко поднял его над головой.