Марат тогда подумал, что не пригодится, не знал, еще как обернется жизнь.
На пустынный, сумрачный в морозной дымке Невский они вышли вместе.
— У тебя время есть? — спросил Николаи Семенович. — Давай к Неве сходим?
Молча идя за ним, Марат недовольно думал: детали им подавай, живые черточки. По рисунку не видно, что ли? На мастера Михайлова только посмотреть — сразу поймешь, какой человек. Что же, описывать, как они с Гаврилой Ивановичем везли завернутое в простыню почти невесомое тело Надежды Григорьевны через весь город на Охтинское кладбище, где все родные ее похоронены?..
Лист фанеры от гардероба оторвали, проволоку заместо постромков приладили, уложили покойницу, впряглись и пошли… Такие, что ли, детали нужны? Так это всем известное дело, сколько людских упряжек по улицам ходит…
Легкая была Надежда Григорьевна, а на Неве они все равно совсем выдохлись. Им бы по мосту пойти, а они скоротать решили — на лед спустились. Перешли реку. На берег же подняться сил нет. Остановились, отдышаться не могут. Подвинули мертвое тело, присели рядом на фанеру.
— Сосед нынче утром встретился. Ученый человек. Дистрофия у него, сколько дней не выходил, а тут гляжу: идет мелкими такими шажками, за стену держится. В Эрмитаж, говорит, иду, юбилей Алишера Навои отмечать. Я все голову ломал: кто ж такой этот Алишер Навои, если человек себя превозмог, чтобы юбилей его отметить? — спросил Михайлов немного погодя, справившись с одышкой.
— Был такой поэт и ученый на Востоке, — вспомнил Марат. — А что?
— Сколько же ему должно быть?
— Пятьсот лет, — беспечно ответил Марат. — У нас в Ташкенте еще в начале сорок первого стали готовиться.
— Ишь ты, — удивился Михайлов и головой покачал.
Они еще посидели, потом стали подниматься. Закоченевшие ноги не слушались.
— Значит, не убили они жизнь, как ни старались, — проговорил Гаврила Иванович. — И никогда не убьют. Нет у них такой силы. Бери-ка санки, — неожиданно решил он, — а я свою Григорьевну на руках вынесу. При жизни на руках не носил, так хоть теперь… Ты только поддерживай меня сзади, чтобы не упасть мне.
Вспоминая теперь об этом, Марат снова подумал: эти, что ли, черточки описывать? Да кому они нужны! Вот если бы Гаврила Иванович снайпером был, тогда другое дело, тогда он нашел бы и характерные детали и живые черточки, расписал бы не хуже Саянова…
— О чем задумался, Марат, — друг народа? — вдруг спросил Николай Семенович, тоже долго молчавший. — Переживаешь, что от текстовочки твоей не в восторге?
— Почему — друг народа? — обидчиво спросил Марат. — Я просто…