Три супружеские пары, побывавшие в клинике Детторе, были убиты.
Господи.
У трех пар, посетивших Детторе, родились близнецы. Убийства произошли в Америке. Единственное облегчение — расстояние.
Пока.
— У этого твоего коллеги-лингвиста есть хоть какое-то объяснение? Как они это делают? Говорят на идеальном английском наоборот, да еще с каждой четвертой пропущенной буквой?
Джон покачал головой:
— Нет.
— Мы ждем, когда же они наконец заговорят, когда произнесут свои первые слова вроде мама и папа, они все молчат, и вдруг выясняется, что они прекрасно умеют разговаривать, да еще используя шифр? Тебя это не пугает? Меня пугает. И очень.
Джон задумчиво посмотрел прямо перед собой:
— Меня тоже. Это так странно…
— Как ты думаешь, может, это Детторе что-то сделал? Повлиял на какой-нибудь важный ген и теперь их мозг как-то не так работает?
— Я думаю, пока еще рано делать выводы. Наверное, если они будут продолжать так говорить, нам следует показать их неврологу.
— Может быть, нужно сделать это уже сейчас?
Джон встал, подошел к радионяне, укрепленной на стене, и прислушался.
— Они не спят?
— Нет. Я ждала, когда ты вернешься, чтобы мы могли искупать их вместе.
Наоми села за стол. Джон проводил ее взглядом. Она была бледна и расстроена, и он чувствовал себя ужасно.
— После всего, что нам пришлось пережить. — Она закрыла лицо руками. — Господи, почему жизнь так несправедлива?
— У нас двое чудесных малышей, милая.
— Двое чудесных фриков.
Джон подошел к ней, положил руки на плечи и поцеловал в щеку.
— Никогда так не говори. И даже не думай. Люк и Фиби — это то, что мы хотели. Они умные. Они гораздо умнее, чем другие дети в их возрасте. Нам просто нужно к этому привыкнуть.
— Почему они говорят на зашифрованном языке? Люди делают так, когда у них есть тайны. Зачем им это? У них так устроен мозг или они гораздо умнее, чем мы можем понять?
— Я не знаю, — беспомощно признался Джон.
Наоми взглянула на него:
— Мы совершили ошибку, да?
— Нет.
— Я просто хочу, чтобы у нас была… ну, понимаешь… нормальная жизнь. Нормальные дети.
— Нормальные дети — как Галлей?
Оба замолчали. Джон снова посмотрел на радионяню и поднял свой бокал.
— Я не это имела в виду, — сказала Наоми. — И ты это знаешь.
Он стал рассматривать нанизанные на шпажку оливки. Как будто это были руны, и он старался разгадать их значение.
— Они иногда так смотрят на меня, — опять заговорила Наоми. — Будто… будто я — пустое место. Ничто. Такая машина, которая нужна для того, чтобы кормить и обслуживать их.
Они поднялись наверх. Поравнявшись с дверью детской, Наоми сказала: