— Вперед! — рявкнул Раббит.
— Вперед или назад? — спокойно спросил Мутабор. Для него это все еще была игра.
— Последняя команда, идиёттен! — вошла в роль Римма.
«Тигр», это вам не русский танк. Коробка передач фактически работает в «комфорт-режиме». Чуть надавил и все. Танк тебя слушается. Это у русских надо всем телом на рычаги давить. Ну, вперед, так вперед. Командиру оно виднее…
— Бляха муха! Да это сюрреализм какой-то! — воскликнул Прохоров, открыв свой люк.
Действительно… Картина была апокалиптична. До самого горизонта, пока хватало взгляда, изломанными горами военного железа белели, занесенные снегом, немецкие танки, самоходки, грузовики… И ни одной живой души.
Внезапно Измайлов хохотнул:
— Это типичная батальная живопись, капитан. И никакого сюрреализма. Вот что такое сюр? Это сочетание несочетаемого. Сюрреализм тут — мы.
— Чего? — не понял Прохоров.
А майор продолжал бубнить:
— Война — она как высокое искусство. Если «Грады» работают — это импрессионизм. Магия эмоций. Большими мазками настроение создается. Постмодернизм — это ядерный взрыв во всей его красе. Ничего не понятно — а результат есть. А вот пуантилизм — это когда КПВТ работает. Мужики!
— А? — в один голос ошалевшие не только от короткого боя, но и от того бреда, который нес Измайлов, ответили ему два капитана.
— Вы знаете, что такое пуантилизм? Нет, вы не знаете, что такое пуантилизм. Это когда короткими точечными ударами рисуется великолепнейшая картина. А если работать холодным оружием — чистой воды кубизм в стиле раннего Пикассо. Другими словами, полная расчлененка, когда кишки в пыли…
И замолчал.
Молчание его нарушил Лисицын:
— Влад! У тебя все нормально?
— А? Да… Не обращайте внимания. Меня перед боем всегда на говорильню пробивает. А первая жена у меня искусствоведом была, вот просвещала…
— У тебя что? Несколько было?
— Две. Вторая — лингвист-переводчик. Ах, знали бы вы, как их в универе на парах учили языком работать. Истину вам говорю! Нет лучшей любовницы, чем лингвистка-переводчица.
— Не, ну ты загнул! Вот у меня была девка… Медичка. Так она…
Договорить Прохоров не успел. В танкошлеме заистерил голос Лисицына:
— Движение справа!
Не дожидаясь приказа, Лисицын навалился на джойстик, поворачивая башню. В отличие от настоящей «тридцатьчетверки» здесь он особо не напрягся. Скорее, изображение дало такую картинку — «навалился».
Ага… Среди кучи горелой техники — хорошо поработали тут летуны с богами войны! — неуклюже ворочался немецкий «Тигр».
А Прохоров немедленно возопил:
— А мне-то что делать?
— Глеб, суну руку кулаком — подавай бронебойный. Ладонь под нос суну — давай фугас.