Эхо перестрелки заметалось по улице…
Пленники бросились врассыпную. Кто-то упал, сраженный пулей. Другие, более хладнокровные, повалились за любые попавшиеся укрытия…
Женщины голосили…
Бородачи остервенело кричали, посылая автоматные очереди по сторонам…
Липатов, согнувшись, метнулся в сторону, стараясь вырваться из засады, спрятаться, а затем бежать.
И это у него почти получилось, но, на беду, он споткнулся, больно грохнувшись, – руки, связанные за спиной, не позволили правильно сгруппироваться. При падении Андрей хорошо приложился подбородком о булыжник, зубы клацнули, как у собаки, из глаз вышибло слезы, рот заполнился кровью.
Он скорчился, подтянув колени к груди, и лежал так, не пытаясь пошевелиться: боль была настолько сильной, что хотелось только одного – чтобы она отступила.
Рядом с ним упал конвойный из тех, что были славянской наружности. Его безбородое, но заросшее неопрятной щетиной лицо исказилось в злой гримасе. Умело отсекая по два патрона, он вел прицельный огонь по черным зевам окон. В его поведении не ощущалось паники, напротив, конвойный был спокоен и делал привычную работу. Видимо, такие нападения ему приходилось отражать не впервой.
Андрей мысленно выругался. Шансов удрать при таком соседе у него не было.
Бой стих так же неожиданно, как и начался. Еще мгновение назад грохотали выстрелы, металось многоголосое эхо, и вдруг все стихло, только громко стонал кто-то раненный. Конвойные еще какое-то время продолжали лежать. Потом, убедившись, что неведомые нападавшие ретировались, начали осторожно подниматься, готовые вновь упасть и открыть пальбу.
Из окон уже никто не стрелял. Бородачи успокоились и стали поднимать пленных, не скупясь на удары ногами и прикладами.
Поднялись не все. Среди погибших были как конвоиры, так и те, кого они вели.
Громко стонавшего раненого из пленных какой-то бородач добил одиночным выстрелом.
Андрей воспринял это как-то отстраненно, реагируя на происходящее на уровне рефлексов.
Теперь захваченных людей заставили бежать.
Поначалу и подгонять-то никого не приходилось – все стремились убраться подальше от места засады. Потом некоторые начали отставать, особенно женщины и мужики постарше. Колонна растянулась.
Бородачи беспрерывно ругались, толкая прикладами в спины отстающих. Женщинам доставалось поменьше – впрочем, их слезы и стенания ничуть не трогали конвойных. Когда обессиленно опустилась первая, ее без слов застрелили. Это на время придало несчастным сил, и они, тяжело дыша, продолжили изматывающий бег в неизвестность.
Потом запал кончился. Отстающих становилось все больше. Люди падали и не могли подняться.