— Не думаю, мадам, что вашему достоинству угрожала серьезная опасность. Клянусь всеми святыми, у вас его просто нет. Ваши понятия о приличиях весьма расплывчаты. Вы позволяете себе являться туда, где вас не ждут, вы продолжаете добиваться вещей, в которых вам отказано, и вообще, ведете себя очень назойливо. — Губы Сасс задрожали, по ним пробежала тень улыбки. Он бушевал просто восхитительно. Однако, заметив это, Шон Коллиер разозлился еще сильней. Он просто утратил дар речи, что было ему несвойственно. — Святые мощи, вам даже не стыдно, мисс! Даже на это у вас не хватает приличия!..
Он подскочил к двери, сорвал с гвоздя шубу и уже схватился за дверную ручку, когда Сасс воскликнула:
— Я уже выглядывала на улицу. Даже такой привычный человек, как вы, там не продержится. Метет до самой крыши, мистер Коллиер. Телефона у нас нет, и сейчас середина ночи, хоть я и понимаю, что здесь трудно определить время суток. Мне жаль, что вы тут застряли со мной… при моем извращенном понятии о приличиях.
Сасс с трудом удерживалась от смеха. Как ужасно, должно быть, ему видеть непрошеную гостью возле своего камина, в своем халате, надетом на голое тело, с вымытыми волосами, кожей, пахнущей мылом. По его глазам ясно видно, что он видит в ней привлекательную женщину.
— Прошу вас, мистер Коллиер, посидите со мной. Давайте проговорим до утра. Тогда дороги расчистят, и я уеду. А пока что, прошу вас, пожалуйста, давайте поговорим. Я так боюсь.
Оглянувшись через плечо, Шон увидел сидящего у камина ангела. Сасс поджала ноги, старый халат преобразился в одеяние Венеры. Одной рукой она по-прежнему обхватила колени, а другую протянула к нему жестом мира. Как он ни старался, но поделать ничего не мог. Он улыбнулся. Улыбнулся, вздохнул и снова повесил шубу на гвоздь.
— От вас не отвяжешься, мисс Брандт, это уж точно. Пойду посмотрю, что осталось в кладовой. Пожалуй, после этого случая мне придется держать под рукой вещи, которые могут понадобиться леди.
Он начал говорить о книге в четыре часа утра. Сасс знала, что дело не только в выпитом ими вине и не в уютном потрескивании дров в очаге. Дело было в вещах, сказанных ими друг другу, или, скорее, в вещах, сказанных ею. Как просто оказалось с ним говорить. Этот темноволосый, темнобородый мужчина слушал ее всем сердцем и душой. Его мозг не метался в тысяче направлений, переводя слова в доллары и центы. Он просто слушал. И после каждого спокойного и откровенного ее признания вырастали уважение и интерес к ней Шона Коллиера. И вот он, наконец, созрел и заговорил сам. Он первый открыл дверь, упомянув про книгу. И Сасс вошла в нее, не зная, какой ад откроется ей по другую сторону этой двери.