— Ты не суда бойся, а дознания. Суд-то чего — разговоры всякие да крючкотворства, а вот когда до пыток дело дойдет…
— Меня, что ли, через палача в судилище поволокут?
— Никто ничего толком не знает, только мой внучатый племянник, который полотером при замке подвизается, сказывал, что маг к себе на аудиенцию главного кнутобоя кликал.
— И чего? — дрожащим голосом спросила я. — О чем говорили?
— Откуда ж нам знать, как господа промеж собою беседуют? Мы люди маленькие.
— Брось, в жизни не поверю, что никто из «маленьких» к замочной скважине не прислонялся.
Йоска пожевал губами:
— Три дня дознаваться будут. Сегодня на вечерней зорьке начнут. И велено у ведьмы прознать не только то, как она господаря жизни лишала, а и про скрытые той ведьмы таланты.
Я на минуточку задумалась. Кажется, досточтимый мэтр Нагейра излишне мной заинтересовался. Усиление чужих способностей? Как? Не знаю, ёжкин кот! И под пытками мне этот вопрос не прояснится.
— Ты, Ленута, раньше времени всполошилась, — видя мой испуг, проговорил стражник. — Люди сказывают, у палача с Нагейрой непростой разговор был. Нет меж ними дружбы и доверия, так что кнутобой из шкуры лезть ради мажеской прихоти не собирается.
— Сам-то не вылезет, а с меня спустит, — попыталась я отшутиться.
— Он тебя подручным передаст.
— И чего?
— А они, как мы, — люди маленькие, с ними и договориться попроще.
— Денег, что ли, посулить?
— Чего сразу денег? — испугался Йоска. — Побеседовать по-человечески, душу излить… Никто у нас ни мага этого земляного, ни вдовицу романскую, которая всем заправлять ринулась, не любит. Так что простой народ на твоей стороне будет, не сомневайся.
— А ежели докажут, что я на жизнь и здоровье господаря покушалась?
— Ты? — хохотнул стражник. — Малявка от горшка два вершка? На Дракона?
Я вежливо переждала смех собеседника.
— Иветта Лузитанская в Араде? — спросила я, немного помолчав.
— В Романии сейчас неспокойно, туда возвращаться опасно.
— А Влад? Он очнулся?
— Невестка у меня в горничных при замке служит. Так она сказывала, лекари руками разводят. Вроде жив господарь и повреждений никаких не обнаружено, а в себя не приходит. Вот такие дела…
Мы еще немного посплетничали со словоохотливым Йоской, обсудив непростую политическую ситуацию, перспективы засева злаков и новейшие рецепты приготовления мамалыги. Фляжка опустела, меня начинало клонить в сон.
— Давай-ка, девка, на боковую отправляйся, — велел стражник. — Тебе к вечеру отдохнуть надобно.
Я широко зевнула, попрощалась с кормильцем и устроилась на соломенной подстилке.
Место казалось мне знакомым. Нет, не место — пространство. Изогнутые хрустальные стены смыкались высоко над головой, под ногами посверкивала выложенная каменьями дорожка. Изнанка? Сон. Стеклянный лабиринт тянулся, казалось, бесконечно. Я сначала считала повороты, потом бросила это занятие, сворачивала каждый раз направо и просто бездумно шла дальше. Каблучки слюдяных туфелек отщелкивали шаги, шуршал подол голубого франкского платья. Во сне я была одета так же, как на балу в Стольном граде, когда кудесница Инесса превратила маленькую рутенскую крестьянку в знатную госпожу. В лицо пахнуло свежестью, лабиринт закончился. В центре огромного зала, подвешенный серебряными цепями к потолку, покачивался хрустальный гроб. Я приблизилась. В домовине лежал Влад. На обнаженной груди поблескивал иней, глаза были закрыты, только легкое облачко пара, поднимающееся от губ, говорило о том, что он еще жив.