— Ты бы, Леша, лучше в пираты шел, — безжалостно ехидничает Мишка. — Там только плавать, а ходить не надо.
— Опять же ром дают, — участливо вздыхает Виктор.
Мы с каждым днем все дальше уходим на север. Собирать факты — утомительное занятие. Вечерами мы просматриваем в лупу отмытые шлихи, намечаем на карте места будущих проб «по закону», «по смыслу», «по интуиции». Красные праздничные зернышки киновари, блестки сульфидов, бурые зернышки касситерита мелькают под лупой.
Но нас сейчас не интересует киноварь. Она сбегает в реки из крохотных, совсем не промышленных месторождений, как доказали люди, работавшие до нас. Промышленная киноварь лежит на северо-западе, далеко за нашим районом.
Немного больше нас интересует касситерит, оловянный камень. С замиранием сердца ждем мы голубоватые полупрозрачные зернышки дертила, длинные палочки кармалина. Особенно если это будет редкий розовый кармалин.
Минералы дружат, как люди. Дертил и розовый кармалин — лучшие друзья миридолита. слюды, содержащей мидий.
Фиолетовые крапинки времени
Было время, о котором с восторгом читают и будут читать поколения романтиков. Взбудораженные двадцатые годы. Время отчаянно широких возможностей. Желаешь — бери маузер, иди в чекисты, желаешь — восстанавливай Черноморский флот, желаешь — иди строить Шатуру или вышибать хлеб у кулаков.
Коля Лапин не сделал ни первого, ни второго, ни пятого. Коля Лапин учился на третьем курсе Горного института. Основное занятие до революции — учащийся, социальное происхождение — сын служащих.
В то время еще были «белые пятна». Самые настоящие «белые пятна» с еле намеченными пунктирами рек и горных хребтов. Это тоже был шанс для славы, места в истории и места под солнцем. Пряный запах славы кружил Коле Лапину голову.
Он учился на третьем курсе. В прославленных, еще Петром I основанных стеках шумели нервные парни в буденовках. В общежитии день и ночь зубрили рабфаковцы. Коля Лапин учился легко, как-никак гимназия. На третьем курсе ослепительный вихрь перспектив увел его из института. По договоренности с одним, обаятельным джентльменом из Владивостока Коля Лапин уехал на Чукотку. Искать золотишко. Золото искали все: американцы, норвежцы, просто не имеющие ясной биографии люди. С Чукотки он не вернулся, исчез человек в переливчатых миражах пустыни Счастливого Шанса. Может, махнул через пролив в Америку курить по-миллионерски сигары и искать свою фамилию в справочнике «Кто есть кто».
Вероятно, не стоило бы вспоминать о несбывшемся горном инженере Николае Лапине, если бы после него не осталось письмо. Писал человек с Чукотки знакомому по курсу, звал к себе в помощники. Письмо было цветистое: с экзотикой, с ницшеанской жилкой, с длинными описаниями природы. Где-то между стишками Надсона и просьбой передать привет Б. К. чувствительно писалось о розовых, как груди юных чукчанок, комках миридолита. Пустячный, но поэтический минерал, достойный, чтобы его упомянул золотоискатель. Письмо сохранилось и вспомнилось лет через двадцать с лишком. Может быть, наш шеф вспомнил о нем на заседании коллегии министерства, когда ставился вопрос о мидии. Вспомнил и полез искать в старых ящиках, где лежали всякие бумажки и желтые потрепанные фотографии.