Репортер кинул последний долгий взгляд на солнечный свет, булавкой пришпилил к галстуку записку со своим адресом на случай, если свершится худшее, и уселся в кресло.
В ответ на суровый вопрос парикмахера он сообщил, что стричься не собирается, но его слова были встречены взглядом недоверия и презрения.
Кресло взметнулось и застыло в наклонном положении; парикмахер взбил мыльную пену, и по мере того, как смертоносная кисть последовательно лишала репортера зрения, обоняния и слуха, он погружался в оцепенение; из этого состояния его вывел громкий лязг стального инструмента, которым парикмахер соскребал с него пену, тут же вытирая лезвие о его пиджак.
— Нынче у нас все разъезжают на велосипедах, — сказал парикмахер, — и не так-то легко будет нашим светским бездельникам бахвалиться, будто этот вид спорта только для них. Сами подумайте, ведь вы никому не можете запретить кататься на велосипеде, а улицы — они для всех.
Я вот и сам считаю, что это неплохое занятие, и оно с каждым днем прививается все больше и больше. Пройдет совсем немного времени, и езда на велосипеде станет таким обычным делом, что — какая-нибудь дамочка верхом на такой штуке будет обращать на себя не больше внимания, чем когда она просто прогуливается. И это хорошая гимнастика для дам, можно даже примириться с тем, что они, сидя на велосипеде, выглядят точь-в-точь как мешок, набитый дерущимися котами и перекинутый через бельевую веревку.
А каким только пыткам они себя не подвергают, чтобы стать похожими на мужчин! Почему это, если женщина хочет заниматься спортом, она непременно должна придать себе залихватский вид? Если бы я вам только рассказал, какую шгуку со мной выкинула одна девчонка, вы бы просто не поверили!
Тут парикмахер бросил такой взгляд на репортера, что тот, с нечеловеческим усилием вынырнул из мыльной пены, поспешил убедить мастера в готовности верить каждому его слову.
— Как-то прислали за мной, — продолжал парикмахер, — чтобы я пришел на Мак-Кини-авеню и захватил с собой бритву и прибор. Пошел я. Подхожу к дому. Вижу — красивая молодая леди катается около ворот на велосипеде. На ней короткая юбка, гетры и куртка мужского покроя.
Подошел я к подъезду, постучал. Меня провели в комнату. Через несколько минут входит эта самая леди и усаживается на стул, а за ней следом входит пожилая дама, должно быть ее мамаша.
— Побрейте меня, — говорит девица, — два раза, начисто.
Я просто обомлел. Но все же разложил свой прибор. Ясно было, что эта девица командует всем домом. Старуха мне потом сказала шепотом, что ее дочка верховодит девицами, которые стоят за раскрепощение женщин, и что она решила отпустить усы и таким образом заткнуть за пояс всех своих подруг.